— Будто бы… — он наклонился к Лене понизил тон до шепота: — мы с тобой едем на поезде…
Лена, сначала скептически сжав губы, при слове «поезд» повернулась к нему и придвинулась ближе. На мгновение она даже забыла про девочку у двери, которая вполголоса разговаривала с Давидом. Это конечно же, была та самая странная велосипедистка, встретившаяся им у ручья.
— Мы? На поезде? Интересно… Я никогда никуда не выезжала из города… — призналась она.
— Да… и я… представь себе… — он сделал многозначительное лицо. — Мы там уже взрослые!
Ее глаза округлились.
— Ни фига себе! — вырвалось у нее запретное слово.
— Ага…
— А что это был за поезд? — глаза девочки загорелись, она даже потеряла интерес к происходящему у двери, хотя, судя по всему, своим появлением незнакомка разбудила всех ребят.
— Поезд? — Витя покачал головой, стараясь уловить ускользающий во тьме мираж — который был так прозрачен, так удивительно реален и одновременно хрупок, ненадежен, что ему показалось, будто одно только усилие с целью возродить в памяти угасающий перестук колес, бряцание ложечки о край стакана, ее глаза в темноте — все это рассыпится тотчас, как только он себе это представит с большей ясностью. — Очень длинный… желтый и… синий… а на его боку написано «Янтарь»…
— Как красиво… — тихо произнесла девочка и он почувствовал, что она будто бы тоже увидела этот поезд. Невероятно, конечно, — но ведь он почти ничего не сказал, чтобы можно было заключить, красивый поезд или нет. Значит — действительно увидела.
— Да…
— Здесь опасно оставаться, — долетел до них возглас девочки от двери.
— Да ладно! — ответил ей хрипловатый басок, принадлежавший, конечно же, Червякову. — Кто тут опасный? Ежики да белочки, что ли?
— Дурак он, — сказала Лена и тут же спросила. — А расскажи еще про поезд! Мы правда там были взрослые?
Витя одним ухом, прислушивающийся к разговору у двери, не сразу понял вопрос.
— А… да… сбила меня с мысли она. — Он кивнул в сторону незнакомки. — Зачем только ее впустили? Говорил же Илья Андреевич, никого не пускать. Ай… — видение потускнело, и он почувствовал одновременно и раздражение, и горечь. Сколько бы всего он мог рассказать Лене, если бы никто не сбивал… а теперь… впрочем, кое-что он еще помнил. — Да, точно взрослые. У нас уже есть паспорта, мы показывали их проводнице. А еще визы! Представляешь!
— Мы что ли заграницу едем? — ее глаза открылись так широко, что в них можно было утонуть.
Но, к сожалению, он больше почти ничего не помнил и даже то, что еще оставалось в памяти — было словно мираж.
— Не знаю… кажется… Литва… то есть, Литовская ССР… я, наверное, слегка отключился и все это приснилось. Там еще… была цыганка… страшная такая…
— С нами в поезде⁈ — ужаснулась Лена.
— Нет… она, кажется… была раньше… на вокзале. Она сказала, что я… — он смолк.
— Что?
— Она что-то сказала, и я проснулся…
— Если немцы сюда дойдут, они вас схватят и отправят в Германию, — сказала отчетливо незнакомка. Она постоянно оглядывалась на дверь, будто бы чего-то боялась.
— Я закрыл ее на засов, — сказал Давид. — Не бойся.
— Да что им засов… — ответила она.
— Какие еще немцы? — опять сунулся Червяков. — Что ты заладила, немцы, немцы! Мы же не дураки, мы из Москвы. Нас такими сказками не напугать. Какие еще немцы⁈
— Фашисты. — Девочка повернулась к темному углу, откуда раздавался голос Червякова. — Куда ушел ваш учитель? Где он?
— Он побежал за подмогой, — сказала Витя. — Мы должны ждать его здесь.
Девочка покачала головой.
— Вы его не дождетесь. Его схватят, я же говорила. Там везде патрули, какая подмога? Война идет! Откуда вы свалились?
— Мы уже говорили, — сказала Лена. — А ты нам все время про войну. Война давно кончилась. Зачем ты постоянно ее вспоминаешь? Действительно хочешь нас напугать?
Девочка быстро перекрестилась. Это не осталось незамеченным. Никто, по крайней мере явно, из их одноклассников не крестился.
— Господь с вами, ничего она не кончилась. Бомбят Москву, разве вы не слышите? Прямо сейчас бомбят! — она подняла лицо к потолку избы. Лицо ее было серьезное и сосредоточенное.
Вдалеке что-то и правда будто взрывалось, тяжко бухало — снова и снова.
— Это в новом метро сваи забивают, — из темноты появился Петя. Его голос звучал авторитетно, но в этой уверенности проскальзывала и тревога — просто потому, что их до сих пор не нашли.
— Никакие не сваи! — девочка всплеснула руками. Она готова была расплакаться. — Я же вам показывала газету!
Ребята переглянулись, и Петя слегка кивнул остальным, как бы намекая, что девочка, скорее всего, слегка не в себе и поэтому не нужно ей перечить. Они, конечно, знали, что в их школе были такие дети, например тот чудак из десятого класса — Прокопьев, отец которого работал учителем труда. Тормоз, одним словом.
— Смотри, — вдруг сказал Петя. — Вот видишь радио! — в его руках появился миниатюрный радиоприемник. — Как тебя зовут, прости, вылетело из головы…
Несмотря на темноту, каждый, кто был в избе, уловил испуганный взгляд девчушки, словно в руках Пети она увидела не самый обычный, пусть и довольно дефицитный приемник, а какую-то огромную гусеницу.