Послание из прошлого. Зарница

Белов нагнулся, чтобы не пропустить ни слова. В комнате стало совсем тихо, не считая жужжания аппаратуры. Лишь в голове крутились строки песни, которую напевал Озеров: «…и стоит шаг пройти заносит время след…», а на большом экране сбоку как заведенный — на повторе — крутил молотом неизвестный молотобоец.

— Ну! — сказал Белов, — что? Что там было?

— На самом стадионе ничего особенного не случилось. Не считая, что в момент финиша солнце ударило бегунам в глаза. Очень яркое солнце. Я даже подумал, что кто-то случайно включил прожекторы — все четыре по краям стадиона. Мы использовали на этом соревновании четыре камеры — одну сверху, две с разных сторон и одну внутри для проводки на уровне глаз. В принципе, если чередовать планы, то зритель не скучает и как показала практика, четырех камер для легкой атлетики вполне достаточно.

— Понятно, — быстро сказал Белов. — Давайте к сути…

— Да… к сути… я работал с прямым эфиром и дело в том, что в момент съемки выглянувшее солнце или вспышка, ослепила не только бегунов, но и камеры. Я иногда сталкиваюсь с подобным, хотя и редко, все-таки погода у нас не такая солнечная… должны были заметить это и операторы на местах, но… финиш скоротечен, и никто толком не успел исправить ситуацию.

— Вы хотите сказать…

— Да, все четыре камеры в момент финиша были засвечены. Блики, ничего не разобрать!

Белов разочарованно вздохнул.

— Но… в тот раз была еще и пятая камера… — неопределённо заметил монтажер. — Ее не хотели ставить и вообще непонятно было, как она поведет себя в поле — это новая камера Сони, очень дорогая и никто толком еще не научился с ней работать. Короче, ее отправили на пристрелку.

Белов снова подался вперед. Он почувствовал, как по спине побежали мурашки.

— Когда я спохватился, — монтажер поднял руку и показал на экраны слева от Белова, — вот эти четыре экрана были залиты ярким светом… а то, что идет в прямой эфир — выводится на главном экране. Я могу компоновать изображение из этих четырех, сдвигать их, накладывать текст, в общем, все что угодно. И тогда я вспомнил про пятую камеру. Ну… делать-то что-то нужно было, все-таки прямой эфир. Чуть ниже от вас на пульте есть клавиши переключения доступных мне камер с тем, чтобы вывести их на экраны. Я в общем-то даже и не думал использовать пятую камеру. Я думал, что она пишет на бетакам, а сигнала от нее нет. Короче, я нажал кнопку пятой камеры… потому что нужно было что-то сделать. Или пускать заглушку с сообщением о технической проблеме.

— Это все и увидели. Я имею ввиду заглушку.

— Да. Потому что… когда я включил изображение с пятой камеры…

— Что? Что там было? Не тяни! — Белов вскочил, едва сдержваясь.

— Там… не было никакой вспышки. Обычное соревнование. Я даже подумал, — вот же японская техника! Но только… в наушниках я слышал одно… я слышал, как комментатор кричал, что Шаров замешкался, ослепленный светом и его тут же обошел другой парень… забыл фамилию…

— Неважно! — бросил Белов. — Дальше! Что дальше⁈

— Но пятая камера… она показывала… когда комментатор с поля сказал, что первым финишную отметку пересек… вспомнил! — Остапенко под тридцать четвертым номером, я видел… я собственными глазами видел, как это сделал Шаров — с большим отрывом, как это говорят у нас — играючи! Я, конечно, подумал, что… у комментатора проблемы, он не заметил и переспросил его. Во время прямого эфира у нас постоянная связь. Он тут же ответил, что прямо сейчас видит цифру «34», которого поздравляют тренеры и другие спортсмены. Но я-то видел совсем другое! Можете представить⁈ — парень застыл с белым от напряжения лицом и закрыл лицо руками. — Что со мной? Это… это шизофрения? Я уже две недели не сплю…

Белов медленно опустился на стул, с которого только что вскочил. Посмотрел на большой экран, где молотобоец как заведенный швырял и принимал назад свой молот. Мог ли ошибиться монтажер? Что-то напутать с техникой?

Это конечно, не исключено. Но перепутать огромные номера «1» и «34» на майках участников он не мог. Это было исключено.

— М…меня не арестуют? — всхлипнул монтажер.

Белов не ответил. Пытаясь переварить сказанное, он смотрел на экран с молотобойцем.

Парень медленно, словно в сомнамбулическом сне, встал с крутящегося стула, обошел монтажный стол, пересек комнату и подошел к шкафу, заставленному журналами, книгами и кассетами. Запустил руку куда-то вглубь и пару мгновений спустя извлек оттуда видеокассету.

— Вот, — протянул он Белову. — Если это вам поможет… Я сделал копию.

Глава 25

2010 год

— Вряд ли ты выйдешь в ближайшие лет десять! Покушение на депутата Государственной думы! Это ж надо до такого додуматься! Идиот! На что вы вообще рассчитывали — что прямо перед дверями… на глазах у всех сможете… — голос закашлялся. Кашель был застарелый, трудный, глубокий — на зоне бы сказали — туберкулезник…

Этот кашель и вывел его из жаркого полыхающего небытия.