То зубы сжимал, то бежал от судьбы,как грешников – бес, собирая грибына грани горы и оврага.На вакхе венок, под сосной барвинок,и ты одинока, и я одинокв объятиях бога живаго.И ты говорила (а я повторил)о том, что непрочные створки раскрылмоллюск на незрячем коралле. Язычнику —идол, спасённому – рай.Ты помнишь, дворец по-татарски – сарай,а время бежит по спирали?Ты всё-таки помнишь, что всякая тварьпри жизни стремится в толковый словарь,обидчику грех отпуская,в просоленный воздух бессонных времён,где света не видит морской анемони хищная роза морская.По улице лев пролетает во мгле,кораблик плывёт о едином весле,и так виноградная водкатепла, что приволье эфирным маслам,взлетев к небесам, обращаться в ислам,который не то чтобы сотканиз вздохов и слёз, но близко к тому.Рассеивая неурочную тьму,созвездия пляшут по лужам.И вновь за углом остывает закат,и мёртвой душе ни земной адвокат,ни вышний заступник не нужен.
«Должно быть, я был от рождения лох…»
Должно быть, я был от рождения лох,знай грезил о славе, не пробуя малымдовольствоваться, памятуя, что плохсолдат, не мечтающий стать генералом.Но где генералы отважные отроссийской словесности? Где вы, и кто вамв чистилище, там, где и дрозд не поёт,ночное чело увенчает сосновымвенком? Никаких золотых эполет.Убогий народ – сочинители эти.Ехидный Лермонтов, прижимистый Фет,расстроенный Блок, в промёрзшей каретеиз фляжки глотающий крепкую дрянь(опять сорвалось, размышляет, тоскуя),при всей репутации, бедный, и впрямьодин возвращающийся на Морскую…Да что, если честно, накоплено впроки вашим покорным? Ушла, отсвистела.Один не усвоенный в детстве урок,губная гармошка да грешное тело.Как будто и цель дорогая близка —но сталь проржавела, и в мраморе трещина.Что делать, учитель? Твои облакакуда тяжелее, чем было обещано…