После

— Проклятье требует постоянной подпитки. Да, чаще всего после смерти того, кто его накладывал, проклятье исчезает. Но в том случае, если подпитка остается, оно может продержаться еще долго.

— О какой подпитке идет речь?

— Об энергетической. По-видимому, ваша жена сама питала свое проклятье. Вы же знаете, ваше величество, что эмоции можно стараться гасить и контролировать.

— Я знаю, — Арен поднял брови, — но вы-то откуда знаете?

— Эмоции — тоже сила, энергия. Эмпатия — составляющая нашей магии. Для вас, классических магов, проклятье — это формула, вшитая в сознание. Для нас проклятье — сгусток темной энергии. Это всегда злоба, ненависть, зависть или боль, переданные другому человеку и оставленные в нем. Классические маги способны проклинать, не испытывая ненависти, шаманы не могут. В основе проклятья всегда лежит эмпатическая энергия.

— Ты хочешь сказать, что ее величество не желала бороться со своим негативом, поэтому проклятье и не исчезло? — спросил Дайд, вновь делая глубокую затяжку. Вокруг него уже скопилось столько дыма, что дознавателя было сложно различить в этом тумане. — Вместо того, чтобы успокаивать себя, она себя подзуживала.

— Гектор, — процедил Арен, но Дайд только плечами пожал.

— Я просто уточнил.

— За то время, что проклятье находилось на императрице, оно в нее вросло, — сказала шаманка. — Именно потому что она с ним, скорее всего, не боролась.

— Прекратите, — поморщился император. — Виктории в то время было восемнадцать лет, совсем ребенок, а тут еще Аарон со своими медовыми речами… Никто бы не выдержал. — Арен покосился на часы на браслете связи. — Что ж, айла Иша, на сегодня у меня больше нет вопросов, а вот завтра я вас жду. — Арен поднялся с дивана, шаманка тоже начала вставать, но в этот момент Гектор вновь заговорил.

— А у меня есть вопрос. Уважаемая, а на нашем императоре никакого проклятья не имеется?

От удивления Арен чуть не сел обратно.

— Нет, — ответила Ив, понимающе усмехнувшись. — На Альго проклятья не держатся — сгорают.

— Уже легче, — пробормотал Дайд, загасив наконец сигару.

* * *

Софии весь день почему-то было тревожно, хотя ничего особенного не происходило — Агата начала учиться, и с Александром они тоже немного позанимались до обеда, а после девушка повела детей гулять. Погода на улице стояла почти летняя: солнце не грело, а пекло, и распустившаяся сочная листва должна была радовать, но отчего-то радоваться не хотелось.

Играя с наследниками, София не могла перестать думать об Арене. Что сказала шаманка? Впрочем, неважно, что — Софию волновала не сама информация, а реакция на нее императора. Опять он разволнуется, опять ему будет больно, опять он будет терзаться. Если бы она могла сделать хоть что-то! Но все, на что была способна София — сидеть с детьми и развлекать их, делая вид, что ей весело и отлично.

Но Агата, увы, вновь не удержала щит.

— Ты переживаешь, — сказала девочка с безапелляционным утверждением — это был ответ, а не вопрос. — Из-за чего ты переживаешь, Софи?

Она улыбнулась и дернула воспитанницу за толстую косичку, заставив ребенка хихикнуть.

— Ата-та, Агата, кто опять не слушается папу?

— Я слу-у-ушаюсь, — протянула наследница. — Почти всегда! Но иногда оно само собой получается.

— Ну да, ну да, — фыркнула София и тут же замерла, когда Агата спросила, сверкая умными карими глазами:

— Ты из-за папы переживаешь, да?

Она не знала, что ответить, а девочка продолжала, забыв про рисунки, которые до этого рисовала вместе с Алексом на камнях парковой дорожки:

— Твои эмоции тянутся к нему, я чувствую. Ты из-за него переживаешь? Что-то случилось?

Тут и Александр встал с корточек и застыл рядом с сестрой, вопросительно глядя на свою аньян.

— Не волнуйтесь, — сказала София ласково, обняв обоих детей, и потянула их вниз, к разноцветным мелкам. — У вашего папы все время тяжелые дни, вот я и беспокоюсь. Он устает.

— Ты его любишь, — кивнула Агата, и Александр повторил ее жест со всей серьезностью.

— Да, — ответила София, вкладывая по мелку детям в ладошки. — Конечно, люблю. А давайте нарисуем льва? Знаете, какая у него большая и пушистая грива?..

Императрица отпустила Софию около семи вечера, и по выражению ее лица девушка так и не смогла понять, что произошло за день. Виктория выглядела немного растерянной, но не была ни радостной, ни подавленной, производя впечатление человека, которому только что дали по голове чем-то тяжелым, и он никак не может определиться — то ли упасть в обморок, то ли развернуться и дать сдачи.

Испытывая безумное и очень сильное желание немедленно нырнуть в камин и при этом осознавая, что Арен сейчас вряд ли находится в своей комнате, поэтому подобный поступок будет крайне глупым, София переоделась, и около половины восьмого отправилась в город вместе с зашедшим за ней Вано.