После бури

Мая такое уже слышала – это были слова отца Аны и других мужчин. Но не могла ничего возразить, ведь это уже не ее город.

– Не так давно у «Бьорнстада» не было спонсоров… – заметила она тихо.

– Ну да. Но прошлое – это прошлое, а сейчас – это сейчас, – сказала Ана и снова пожала плечами.

– Ага, – отозвалась Мая, и Ана вдруг виновато посмотрела на нее и, чтобы не затевать ссору, сказала:

– Ты будешь таскать эту гитару для красоты или уже сыграешь мне что-нибудь?

И они пошли в дом, в Анину комнату, и там Мая сыграла для своей лучшей подруги и ее собак так, как будто все было как прежде. Потом они лежали рядом на Аниной кровати, смотрели в потолок, и Ана спросила Маю, о чем она думает, и та не придумала ничего другого, кроме как сказать правду:

– В школе нам рассказывали про религиозные секты. Про радикализацию. То же самое, что с террористами. «Катиться по наклонной», ну ты знаешь. Никто изначально не ведет себя как чокнутый, никто не рождается чудовищем, они просто сперва делают один маленький шажок, потом еще один. Радикализация состоит в том, что все ненормальное постепенно становится нормой, все становятся чуть более опасными, понемногу. Вот так типа и в этом городе – все думают, что сражаются за правое дело. Все думают, что… защищаются.

Ана долго лежала молча и смотрела в потолок. Потом взяла Маину руку и, не поворачиваясь к подруге, прошептала:

– Ну и что мы можем с этим поделать, если это везде так?

– Я не знаю.

– Значит, не думай об этом.

– У тебя лучше получается не думать, чем у меня.

– Это потому, что я такая дико умная, что уже давно обо всем подумала.

– Ну конечно! Конечно! Как же иначе!

Ана захихикала:

– Мне нравятся твои новые песни, бродяга.

Мая хихикнула в ответ:

– Спасибо, бомжиха.

Они так и уснули, лежа рядом, спина к спине, как всегда, и ни одной из них уже давно не спалось так хорошо.

39

Шальные пули

В бьорнстадском автосервисе тем утром никого не было, поэтому его хозяин пил кофе и читал газету в гараже чуть дольше обычного. Его прозвали Хряком, потому что много-много лет назад он играл в хоккей, как бешеный кабан, но когда он что-то чинил, его здоровенные ручищи неожиданно становились ловкими и справлялись с любыми мелочами. Поэтому народ привозил сюда не только машины, сюда тащили все: снегоходы и газонокосилки, кофеварки и даже самогонные аппараты. Последние два года, после смерти его жены, люди стали приходить чаще – так они показывали, что беспокоятся о человеке, который не очень-то любил слушать, что ему нужна чужая забота.

Его сын, Бубу, был в ледовом дворце. Он работал помощником тренера основной команды, и иногда отцу приходилось довольно глубоко залезть под капот, чтобы со стороны не было видно, что он так много думает о том, как гордилась бы сыном мать. Младшие сестры Бубу тоже, как смогли, справились с горем, они снова смеялись и уже не задавали столько вопросов. Сегодня они играли дома с друзьями.

Теему знал об этом, он слишком уважал Хряка, чтобы явиться к нему на глазах у детей: они имеют право верить, что их отец никак не связан с такими людьми, как он.

– У тебя что, отпуск? – крикнул он из сада.

Хряк поднял голову. Они пожали руки. Хряку было за сорок, он никогда не входил в Группировку Теему, но и дружбы с ним не стыдился. Когда у него умерла жена, первым, конечно, пришел и предложил свою помощь друг детства Петер, но сразу за ним пришли парни в черных куртках. Они починили Хряку крышу, перекрасили дом, а когда Хряк зашивался с детьми, приходили в течение нескольких недель и посменно дежурили в гараже. Такое не забывается. Он улыбнулся Теему и кивнул на полупустую парковку:

– Здесь никто не чинит машины за неделю до лосиной охоты. У половины потом прострелена крыша, потому что они нажираются и гоняют по лесным дорогам, забыв, что держат в руках ружье…

Теему засмеялся:

– В этих лесах гибнет больше птиц от шальных пуль, чем лосей от прицельной стрельбы.

Хряк тоже захохотал. Местные охотники любили травить такие шутки друг с другом, но ни за что не потерпели бы их от других. Ни Хряк, ни Теему никогда не пошли бы в лес с человеком, который не умеет обращаться с собственным ружьем. Охотник должен слепо доверять не только тому, кто идет с ним рядом, но в первую очередь тому, кто идет у него за спиной.

– Кофе будешь?

– Давай.

Они пили кофе. Болтали понемногу о снегоходах и хоккее. Две чашки спустя Хряк наконец спросил:

– Так. И что же тебе нужно?

Видно было, что Теему почти стыдно, но только почти.

– У меня к тебе одна просьба. Можешь не делать, если не хочешь…

– Это твои приятели меня просят или ты?

– Я.

– Тогда ты сам знаешь, что я не откажу.

Теему благодарно кивнул. Потом указал на один из немногочисленных автомобилей, стоявших на улице:

– Можешь дать мне эту машину?

40

Угрозы