И хотя теперь я знаю, что большая часть того, чему меня учили, на самом деле является дымовой завесой для препарата, я чувствую себя лучше, выполняя приготовления к Обряду, как я всегда делала. К сожалению, в случае Майлса, у меня нет всего времени мира, как было обычно.
Быстро работая, я освобождаю Майлса от остальной части одежды, а затем, беря два золотых самородка, я привязываю их к стопам его ног, используя полоски хлопчатобумажной ткани. Пока работаю, я пою песню, которую дети пели у юрты Уита, где лежало тело во время смертельного сна. Я пою о смерти и возрождении. Я пою о сне и пробуждении; зимней спячке животных и возобновлении жизни весной.
Действует не пение, а препарат, напоминаю я себе, но Майлс заслуживает этого лечения. Даже если это бесполезный ритуал, он предназначен для того, чтобы символически связать дух человека с Йарой. Соединить его жизнь с природой. Чтобы придать этому больше значения, чем просто жизнь для себя… после Обряда, человек так переплетен с природой, что живет для всего и всех на планете. Я хочу этого для Майлса. Я думаю, что, если бы он понял, то хотел бы этого сам. Даже если это все обман, это что-то для меня значит.
Я чувствую, что перехожу в подобное трансу состояние, в которое я впадаю, выполняя Обряд. Мое тело больше не имеет значения. Я двигаюсь вне, наблюдая за собой, описывая круг вокруг Майлса три раза, кроша высушенные травы над его телом и позволяя им падать пылью на его кожу. Я снова опускаюсь к нему, чтобы взять чашу и высыпать в нее травы и минералы.
— Майлс, — говорю я, мягко его тряся. — Майлс, ты еще здесь со мной?
Он поверхностно дышит и произносит:
— Думаю, да. — Он пытается открыть глаза, несколько раз моргает, а затем прекращает пытаться. По крайней мере, он снова в сознании. Я должна работать быстро.
Беря маленький изогнутый церемониальный нож, я делаю разрез на ладони и позволяю своей крови капать на зеленоватый порошок, а затем смешиваю это рукояткой ножа, которая по форме напоминает ложку.
— Ты должен проглотить это, — говорю я и выливаю эту смесь ему в рот. Я беру питьевую воду и лью ее ему в горло. Он бормочет и кашляет, но проглатывает порошок и жидкость.
— Майлс Блэквел, ты меня слышишь? — спрашиваю я.
— Да, — отвечает Майлс.
— Ты согласен стать одним целым с Йарой? Посвятить свою жизнь земле и силе, которая связывает каждое живое существо друг с другом?
— Джуно. — выдыхает Майлс. — О чем, черт побери, ты говоришь?
— Майлс, ты согласен обменять свою восьмидесятилетнюю жизнь на многие сотни лет?
Майлс открывают один глаз и позволяет себе опереться на меня. Он говорит, но его голос так слаб, что я должна наклониться, чтобы услышать его.
— Если я этого не сделаю, то умру? — выдыхает он.
Я касаюсь рукой его груди, и хотя мое тело онемело, а дух спокоен в трансе, я чувствую, как мои глаза наполняются слезами.
— Ты можешь умереть в любом случае. Но это мой единственный вариант, — признаюсь я.
— Тогда я согласен, Джуно, — говорит он, его голос — тихий шепот.
Я устраиваюсь около его головы. Одной рукой я начинаю расчесывать пальцами его волнистые волосы, пока жду, что смесь подействует и придет смертельный сон. Дыхание Майлса становится все более и более поверхностным, пока он не делает последний вдох и не остается совсем неподвижным. Слезы застилают мне глаза, когда я наклоняюсь и целую его во все еще теплые губы. А затем я иду, чтобы сесть у открытой двери лачуги.
Я закрываю глаза, поскольку мой дух отделяется от Йары. Я чувствую, как появляюсь из потустороннего тумана транса. И когда я полностью выхожу из этого состояния, вес решения, которое я приняла, давит на меня, парализуя страхом. Что я наделала?
«Это единственная вещь, которую ты могла сделать», — говорю я себе. Я открываю глаза и смотрю на пейзаж передо мной… плоская, бесплодная пустошь с округлыми красными холмами вдалеке.
Кроме обитателей пустыни, я — единственное живое, дышащее существо на множество миль вокруг. И я сижу на подъездной дорожке и жду.