После любви

– Яне знаю, Сашa. – в голосе Доминика звучит неподдельная горечь. – Может быть – навсегда…

– Навсегда?

– Это крайний вариант. Наверняка со временем все образуется. Все выяснится. И все обвинения будут с тебя сняты.

Рождественские сказочки Рудольфа, незаменимого оленя!..

– Не вижу повода, чтобы они были сняты. Не будь ребенком, Доминик! Я бежала из-под стражи, тем самым косвенно признав свою вину! Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два. Из этой ситуации нет выхода.

– Может быть. Но у этой ситуации есть свои плюсы. Ты – на свободе. И скоро будешь далеко отсюда.

– Как далеко?

– Рейс «Эйр Франс» до Парижа. Ты вылетаешь утром, в восемь тридцать. У нас еще масса времени.

– И чем мне заняться в Париже?

– Чем занималась бы в Париже Мерседес Гарсия Торрес?

– Не знаю. Брала бы уроки танцев. Самба, румба, пасадобль. Сама преподавала бы танцы офисным уродам. Самбу, румбу, пасадобль. Два раза в неделю. Или лучше – пять? Или лучше не пасадобль, а ча-ча-ча? Черт возьми, Доминик!..

– Для тебя забронирован номер в отеле «Ажиэль» в Пятнадцатом округе. Ру Конвенсьон. Меня уверили, что это довольно симпатичное место.

– Но не такое, как наш отель. Наш дом. Зачем ты сделал это, Доминик?

– Я не хочу это обсуждать. Просто сделал – и все. Денег тебе должно хватить на несколько месяцев, просто будешь снимать их с кредитной карточки…

– Ты подкупил полицию…

– Я вложил кредитки в паспорт, но лучше переложить их в более надежное место.

– Что будет с теми, кого ты подкупил?

Дольше игнорировать мои реплики Доминик не в состоянии. Он тормозит так резко, что я едва не прошибаю головой лобовое стекло. Бросив руль, Доминик откидывается на сиденье и закрывает глаза.

– Думаю, они начнут новую жизнь. Совсем другую, чем та, которой они жили до сих пор. Гораздо более беззаботную. Безбедную. Тебя так сильно беспокоит их судьба?

– Нет. Меня беспокоит, что будет с тобой.

– Неужели?

Доминик не злится. Он опечален. Он знает правду – я не влюблена в него. И никогда не буду влюблена – ни как Сашa Вяземски, ни как Мерседес Гарсия Торрес. Он мог бы воспользоваться ситуацией – так поступили бы девяносто семь мужчин из ста, исключение составляют лишь святые Петр и Павел.

И – Доминик.

Доминик, проявивший удивительную, граничащую с сумасшествием, склонность к самопожертвованию. Его новый брутальный облик и новое, подсушенное тело оказались ловушкой, выбраться из которой не составило труда. И Доминик снова немного раздражает меня: даже его манера вести машину, даже его упорное нежелание говорить об отеле, даже то, что он стоически не желает обсуждать варианты возможной оплаты его жертвоприношения. Раньше у меня были другие поводы раздражаться, девяносто семь мужчин из ста… Ах, да… Из числа девяносто семь стоит вычесть любящих истинно и любящих без всякой надежды на взаимность. И прибавить похотливых корыстолюбцев и типов, готовых завоевать расположение женщины любой ценой. Доминик – не такой. Всем своим поведением он это демонстрирует. Белый и пушистый Доминик, которому я при всем желании не могу ответить взаимностью. И потому, после всего происшедшего и после того, что он сделал для меня, я обречена испытывать вечное чувство вины. И это уже не просто раздражает, это приводит в ярость.

– …Что будете тобой?

– Со мной все будет хорошо. Не стоит переживать, Сашa. – Мы бы могли улететь вместе.

– Это было бы слишком подозрительно. Прошли сутки с тех пор… С тех пор, как ты на свободе. Тебя наверняка ищут…

– Наверняка?

– Предположить это так же просто, как., как ты говоришь – сложить два и два. Рано или поздно они нагрянут в отель, если уже не нагрянули… Хорошо, что я благоразумно там не появлялся.

– Они посчитают это подозрительным.

– На этот счет Наби уже даны инструкции. Я отправился в Агадир за новым оборудованием для кухни и вернусь только завтра утром.

– Мы могли бы улететь вместе, – упрямо повторяю я.

– Нет. Я должен остаться. И потом – самолеты. Ты же знаешь, как я боюсь самолетов.

– Но ты ведь никогда не летал! Может быть, тебе понравится…

– Не понравится. И я могу предположить, что они уже ищут Доминика Флейту. Но искать Мерседес Гарсия Торрес они не станут.

– Мерседес Гарсия Торрес не совершила ничего противоправного?

– Мерседес Гарсия Торрес чиста, как слеза.

– А что делать с обвинениями, которые выдвинуты против меня? Настоящей?

– Я ведь уже говорил тебе… Со временем все образуется. У меня есть знакомый детектив в Касабланке…

– Знакомый детектив? Ты никогда не упоминал о нем. И никогда не был в Касабланке.

Уличенный в копеечной лжи, Доминик с досадой закусывает нижнюю губу.

– Ну, это не совсем мой знакомый… Скорее – знакомый отца.

– Твой отец давно умер.

– Но от него остались бумаги. – Голыми руками Доминика не возьмешь. – Совсем недавно я разбирал их и нашел несколько писем от этого человека. Деликатные поручения, да… Он выполнял деликатные поручения отца. Весьма успешно.

– В каком году он их выполнял? – Я слишком безжалостна к Доминику. Надо бы попридержать коней и не бросаться на того, кто желает мне лишь добра.

– Какое это имеет значение?