После любви. Роман о профессии

Здесь помолчит Виктор Куза, а я отвечу: «Не знаю, Алиса Георгиевна, ни тогда не знал, когда там учился, не знаю и теперь. В Камерном театре играли трагедию: „Федру“, „Благовещение“, „Антигону“, „Оптимистическую“…»

Не представляю. Совсем недавно существовал театр, говорил о главном, о потрясениях, не мелочась, языком великих поэтов. Премьерные афиши расклеивались по Москве. Не представляю. Камерный театр исчез весь, сразу после смерти Таирова, как Атлантида. Остались легенды…

Я хочу добавить: «И если бы не многострадальная жизнь Виктора Кузы, кто знает, смог бы ли я сейчас поверить в то, что на земле жила великая актриса одного театра — Камерного, одного-единственного режиссера — Таирова. Алиса Верная».

И мы оба, Коонен и я, позволяем Кузе совершить последнюю оплошность на сегодняшний вечер; вот он разворачивает перед уходом в прихожей какой-то маленький сверток и говорит: «Алиса Георгиевна, я совсем забыл, я принес вам подарок; вы, наверное, знаете, какая радость — вышла книга о Мейерхольде, правда маленькая, но вышла — вот она!»

Мы спускаемся по лестнице, я объясняю смущенному Кузе, что его всеядность могла огорчить Коонен, известно, какие сложные отношения были у Таирова с Мейерхольдом тогда, в двадцатые. Куза оглядывается на уже закрытую дверь и говорит: «Что она теперь подумает обо мне? Какой же я беспросветный дурак!» Но на этот раз чего-то не понял я — Алиса Коонен думала о нем хорошо.

Р.S. Привожу два отрывка из давнего письма Алисы Георгиевны Коонен Виктору Кузе:

«Вы правильно мыслите, что, поступая в театральный институт, хотите найти свое мировоззрение — в искусстве театра. Это верный подход. В работе театра, особенно режиссера, очень важна целеустремленность, своя точка зрения, с самых первых шагов…»

«Таиров очень заботился о том, чтобы все учебные дисциплины в театральной школе воспитывали здорового актера, укрепляли его здоровье (в здоровом теле — здоровый дух!). И какие бы трагические эмоции ни переживал актер, они должны были ложиться на крепкий и здоровый темперамент, ибо трагедия сугубо несовместима с неврастенией или истерией. Люди нервно неустойчивые не могут играть больших трагических ролей. Нервозность — начало физиологическое, а искусство актера — это не физиология…»

Иллюстрации

Мама слева в нижнем ряду.

Отец и мама.

Одесса, 1955.

Студенты ГИТИСа. Михаил Левитин — второй слева, Алексей Бородин — второй справа.

С Ольгой Остроумовой и детьми.

Дочки Маша и Оля.

Маша (дочка) и Маша (жена). Фото И. Параскевовой

Рита Райт-Ковалёва и Курт Воннегут.

«Странствия Билли Пилигрима».По роману К. Воннегута в Театре Советского, армии. Режиссер Михаил Левитин. Художник Март Китаев. Пилигрим — Андрей Майоров.

Единственные три спектакля по произведениям Михаила Жванецкого в драматическом театре поставил М. Левитин. Вверху: Роман Карцев и Виктор Ильченко. Внизу: Михаил Жванецкий.

С Петром Фоменко.

С Генриеттой Яновской и Камой-Гвмкасом.

«Нищий, или Смерть Занда».Черновики пьесы, которую на протяжении всей жизни создавал Юрий Олеша. Режиссер Михаил Левитин. Художник Давид Боровский. Композитор Альфред Шнитке. Модест Занд — Александр Пономарев, Шлиппенбах — Виктор Гвоздицкий, Маша — Марина Шиманская, Мать — Лидия Чернова, Болеславский — Геннадий Храпунков.

«Вечер в сумасшедшем доме».Обэриу. По мотивам произведений А. Введенского, Н. Заболоцкого, Н. Олейникова. Режиссер Михаил Левитин. На сцене: Виктор Гвоздицкий, Александр Пожаров, Дарья Белоусова.

«Безразмерное Ким-танго».Смесь лирики и беззлобного хулиганства. Буффонада. Режиссер Михаил Левитин. Автор и композитор Юлий Ким. Художник Давид Боровский.