После поцелуя

Как только они вошли в ложу, Маргарет села в кресло. Она молчала, казалось, происходящее не задевало ее. И если даже ей было неприятно чувствовать на себе взгляды множества людей, по ее виду это было незаметно. Зато граф Монтрейн обратил внимание, что все головы постепенно поворачиваются в их сторону. Вскоре на них было устремлено уже столько заинтересованных глаз, что Хоторн не сомневался: после спектакля постановку «Макбет» будут обсуждать меньше, чем его и Маргарет.

– Ты раньше бывала в «Ковент-Гардене»? – спросил он у своей спутницы.

Взглянув на Хоторна, Маргарет кивнула:

– Несколько лет назад я тут смотрела «Дона Джованни».

– И тебе понравилось?

– Мне тогда показалось, что лучше бы пьеса шла на итальянском, – вымолвила Маргарет. – Как-то странновато было слушать ее по-английски.

Опять при виде ее улыбки Монтрейн почувствовал, как заныли его чресла, – это недопустимо! Получается, что ему, кроме постели, ничего не надо. Отвратительно! Еще не хватало выставить себя развратным дураком перед тысячами заинтригованных зрителей. Хоторн заставил себя смотреть на сцену и сосредоточиться на мыслях об очередном шифре, а потом – на полиалфавитном коде замещения.

Публика принялась сплетничать. Перешептывание зрителей, передаваемое от одного человека к другому, легким ветерком понеслось по залу. Похоже, граф Монтрейн недооценил и общественный интерес к его фигуре, и вероятную болтливость портнихи.

Маргарет упрямо смотрела на сцену. На ее лице застыло выражение решимости, к которой примешивалась изрядная доля испуга. «Что это? – спросил себя Хоторн. – Смелость или способность при любых обстоятельствах не сворачивать с выбранного пути?»

До сих пор Монтрейну было некого защищать. Его сестры всегда держались вместе и при необходимости защищали друг друга. У Маргарет же не было ни титула, заставившего бы публику относиться к ней с уважением, ни родных.

Внезапно Монтрейн вспомнил ее слова: «Мне надо показать себя, чтобы найти следующего покровителя». Настроение графа мгновенно упало. Он не сделал ничего, чтобы огородить ее от пересудов и критики. Какого черта он раньше не понял, к чему приведет их появление в театре?!

«Потому что ты не дал себе труда подумать головой, Майкл», – шепнул внутренний голос. Граф Монтрейн криво усмехнулся.

Он всегда считал, что знает наперечет все свои недостатки, отмечает ошибки и старается уменьшить количество тех и других. И вдруг случилось так, что ему неожиданно стало известно еще об одной черте собственного характера, которая ему решительно не нравилась. В своем высокомерии он думал только о себе, о своих желаниях. Ему даже в голову не пришло подумать о том, как Маргарет будет себя чувствовать в сложившихся обстоятельствах. Высокомерие имеет цену, и за него надо платить. Вот только, к сожалению, он пока не получил счета.

Ложа графа Монтрейна находилась справа от сцены – ее выбирали с таким расчетом, чтобы было лучше видно артистов, а не сидящих в зале зрителей. И все же Хоторн понимал: до тех пор, пока в зале не погасят свечи, они с Маргарет будут в центре внимания.

– Я рассказывал тебе когда-нибудь о герцогине Уилтшир? – спросил он.

– Нет, – ответила Маргарет, поднимая на графа глаза. – Не рассказывал.

– Это старая капризная дама со странностями, которая буквально помешана на диете из капусты и репы, – начал Хоторн. – Однако никто ни разу не осмелился сказать ей, что ее общество невозможно выносить больше нескольких минут. Граф Стоунбридж настолько пристрастился к портвейну, что не может прожить без него и часа. Маркиз Бинсноубл с ума сходит по своим мопсам. Он то и дело целует их прямо в нос и требует, чтобы собаки повсюду сопровождали его.

На лице Маргарет появилось какое-то новое выражение, сильно отличающееся от недавнего ледяного спокойствия. Скорее всего это было смущение, к которому добавилось зарождающееся удивление.

– Зачем ты мне все это рассказываешь? – спросила она.

– Все они – обычные люди, – сказал Хоторн, глядя в зрительный зал. – У каждого из них есть свои недостатки, которые они продемонстрируют – дай только время. – Граф ловил на себе взгляды уже нескольких старых склочниц. И даже его суровый взор не мешал все возраставшему любопытству – это еще один пример того, что он не сумел трезво оценить ситуацию. Граф Монтрейн, кстати, вообще не привык проигрывать, и с каждой минутой это все больше раздражало его. – Графиня Ратледж все еще живет в прошлом веке, – продолжил Хоторн. – Каждый раз, когда ей шьют платье, она настаивает на том, чтобы вырез едва прикрывал ее обвисающие груди. А потом каждому воспитанному человеку приходится прятать глаза, когда она приближается к нему.

– Ты намереваешься поведать мне обо всех их недостатках? – полюбопытствовала Маргарет. Улыбка на ее лице стала шире.

– Если это будет необходимо, – кивнул Монтрейн. Он и в самом деле был готов продолжить.

– Но зачем?

– Для того чтобы ты поняла, что на них не стоит обращать внимания, – объяснил Монтрейн.

– Даже если они судачат о том, что ты пришел сюда с любовницей?