После России

«Про Гитлера-та он к чему приплёл? – подумал Водянкин. – Риторика явно откуда-то из прошлого. Наверное, ещё в путинской России такие речи толкал. Даже странно, что я его совсем не помню по тем временам, говорят, был в первых рядах путинистов и патриотов!»

– Я верю в наши силы, верю нашим союзникам! – продолжал президент. – Я не сомневаюсь: битва за Урал будет нами выиграна! Я верю, что наши ребята в одном строю с нашими верными союзниками скоро пройдут торжественным маршем по Красной площади! Мы водворим мир и порядок на западе от Уральских гор! Мы противопоставим вечному московскому хаосу наш уральский, наш сибирский, наш дальневосточный порядок! Ну и наши союзники с той стороны тоже поднажмут, я надеюсь!

Иннокентий чувствовал себя крайне неловко. Последние дни, когда он оказался в центре всего, от чего много лет старательно прятался, прошли как в тумане.

Во время встречи Водянкин уговорил его принять свои условия – где-то уговорами, где-то угрозами, где-то прямым подкупом. С тех пор митрополит уже успел дать несколько интервью международным и уральским СМИ, где позволил себе новые интонации, например, сказал, что православие пережило Россию так же, как в свое время пережило Византию и СССР, и церковь Христова никогда еще не чувствовала себя так вольно и свободно, как в эти годы. Интервью стали сенсацией. Патриарх всё понял и пытался выйти на переговоры, но Иннокентий струсил и решил не общаться с ним до тех пор, пока что-то менять или отменять будет поздно. Зато он получил поддержку от многих епископов и митрополитов Сибири, Дальнего Востока, Поморья и других регионов. Очень может быть, что и они делали это не от хорошей жизни, а может быть, они и сами осмелели и решились идти наперекор патриарху по проторенной им дорожке.

Изменение его позиции вызвало непонимание в ближайшем кругу, впрочем, без каких-либо практических последствий. Отец Виктор, по всему видно было, явно осуждал владыку и просил отправить его в какой-нибудь дальний приход. К сожалению, помочь ему Иннокентий не мог: слишком активно Виктор был связан с друзьями-казаками. В итоге отец Виктор и несколько его единомышленников оказались под арестом. Отца Адриана он с большим облегчением запретил в служении и велел отбыть на покаяние в монастырь. «Не поедет – лишу сана, и это уже не мое дело, пусть живёт как знает! Что тут поделать? На все воля Божья».

Иннокентий отчётливо понимал, что своим выступлением он навечно запишет себя самые злобные враги русской церкви, однако неизвестно, будет ли кто эти списки составлять. Знал, что даже после ареста отца Виктора многие тайно молились за победу Пирогова. Не сомневался, что террористы будут охотиться за ним. Но понимал и другое: один неверный шаг – и его место займёт мерзкий интриган, настоятель Верхотурского монастыря отец Павел. А проклятый этот Павел колебаться точно не будет!

Зато какие перспективы открывались – если, конечно, верить скользкому типу Водянкину. Впрочем, первые деньги на счёт митрополии уже поступили, и хотя бы в этом можно было считать его человеком слова.

Взойдя на трибуну, Иннокентий размашисто перекрестился и заговорил размеренно и солидно:

– Братья и сёстры! Ныне настал день испытаний для уральского нашего Отечества. Подлые изменники Родины, клятвопреступники и бунтовщики против Бога и законной власти дерзновенно пытаются навязать нам свою злую волю. Но силён Урал духом! С нами правда и закон! Сегодня во многих храмах и монастырях нашей церкви отслужены молебны о даровании победы нашему уральскому воинству и нашим союзникам. Я лично возглавлял молебен в Храме-на-Крови! Ныне хочу благословить наше воинство на ратные подвиги для защиты пределов нашего Отечества и для борьбы с клятвопреступниками до полного их уничтожения! Я и впредь буду молиться за нашу победу и призываю к этому всех верных чад церкви! Мои молитвы и молитвы нашей церкви пусть ведут наших воинов в бой! Да благословить вас Бог!

Иннокентий перекрестился и вопросительно посмотрел на удовлетворённо кивающего Водянкина.

«Ну, сейчас самое страшное», – подумал Иннокентий и продолжил: