После третьего звонка

— Что-то новенькое в твоем лексиконе, — заметила Таня. — А все остальное… Ты повторяешься, Витя, это становится неинтересным, уж извини. В попытках сбросить с себя тяжесть вины ты обращаешься к привычным и отработанным способам. Ты неизобретателен. Сейчас ты опять скажешь, что я умею быть жестокой?

— Это и паровозу понятно, — пробормотал Виктор. — Вчера я гадал на Пришвине, открыл книгу — два слова: "Ничего особенного". Вот и ответ. Полный атас…

Облачко стало медленно подниматься к потолку.

— Мне пора, Витя, — сказала Таня. — Как ты там говорил: "завтра будет радостным?"

— "Если верить ласточкам", — дополнил Виктор. — А ты веришь им, Танюша?

— Ласточек сейчас нет, они все улетели до весны, — логично отозвалась Таня. — Поэтому и верить пока некому. Но если ты мне дашь руку, я в судьбу поверю! Примерно так, кажется?

Виктор с готовностью протянул ладонь и блаженно закрыл глаза. Легкое, теплое, родное прикосновение… Мимолетное, как порыв ветра. И все…

Облачко исчезло, растаяв в воздухе.

Виктор вздохнул, с тоской огляделся по сторонам и бросился на диван, нащупав рядом сигареты. "Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду…" Основные постулаты конца двадцатого века. Дожить бы теперь до утра…

Он опять ждал Таню.

Насчет Татки Виктор как в воду глядел. Она явилась прямо с солнышком, словно по заказу. Аккуратная, чистенькая, улыбающаяся во весь огромный рот. Живой укор его вовсе не больной совести.

— Как ты тут без меня, Витюша? — поинтересовалась она таким тоном, словно они расстались вчера за полночь после интимно и мило проведенного вечера, далеко не первого в их жизни, а сегодня утром, по обыкновению, встретились снова.

Крашенинников взглянул на нее с любопытством исследователя. Почему форма так часто и жестоко не соответствует содержанию? Природа не стремится к совершенству и гармонии? Но для чего, с какой целью? Разве не лучше претворить, наконец, в жизнь абсолютно все теории об идеальном человеке, оставшиеся до сих пор лишь на бумаге? Осуществить стремление народов и наций всех времен… Увы, не получается…

— Иди на фиг! — посоветовал Татке Виктор.

Он не успел еще с утра опохмелиться и поэтому был зол и опасен.

Татка дружескому совету не вняла. Вместо этого она села на табуреточку и достала сигарету.

— Давай я помою тебе окна, Витюша, — предложила Татка. — Сто лет немытые! Я очень люблю мыть окна. Трешь себе тряпочкой, трешь, и вдруг мир за окном становится совершенно другим, вроде бы незнакомым, в иных красках и тональностях.

— Тебе придется потерпеть до весны, Татусик, — сказал Виктор, с трудом сдерживаясь, и тоже закурил. — Зимой ни один нормальный человек окон не моет.

— А когда ты здесь видел нормальных? — резонно возразила Татка. — Над чем нынче работаешь?

— Ни над чем! — отрезал Виктор. — Только начал обдумывать новый сюжетик, как ты приперлась мне мешать! Нарушение элементарных человеческих условий труда! Но раз пришла, то слушай: огромная свинья в виде копилки и вокруг жуткая толпа. Потные, очень некрасивые, попросту уродливые ладони прилипают к хрюшке, как к тому смоляному сказочному бычку, рты разинуты в животной радости и идиотическом смехе. Ажиотаж заставляет отпихивать друг друга локтями, бить прямо в лицо, наступать на ноги, плеваться, идти по головам… Гений накопительства. Кто-то уже упал под ноги толпе, которая ничего не замечает… Рожи, морды, оскалы… На бабах жуткие, баснословно дорогие одежды и яркие золотые украшения, золотые коронки и сигареты во рту, бутылки в карманах у мужиков… У девок в руках банки с пивом… Озверевшее стадо. Быдло! И довольный пятачок свиньи! Ну, очень довольный! "Нет у нас совсем мерзавцев, не живут они вокруг!" Как тебе клевая идейка? Не вдохновляет?

— Она должна вдохновлять тебя, Витюша, а не меня, — логично заметила Татка. — И, по-моему, вполне! Когда начнешь писать?

— Вчера начал. Намалюю запросто! И толкну за бешеные деньги! — буркнул Крашенинников. — Тебе тоже звонила Нюся?

— Нет, мне звонил Алексей, а еще раньше — Гера, — сказала честная Татка. — Ты что, Витя, сходишь с ума?

— Есть немного, — покладисто согласился Виктор. — Это мне раз плюнуть! В два счета! "Уже безумие крылом души закрыло половину, и поит огненным вином, и манит в черную долину". Похоже, по-твоему? А почему, собственно, тебя это так удивляет? Ну, Анька, понятно, она от природы туповата, а ты-то могла бы и сама обо всем догадаться!

Татка встала и подошла к мольберту. Он был чист и нетронут, как первый снег в ноябре.

— Мама испекла пирог и просила тебе его передать. И кланялась, — сообщила Кроха. — Ей очень понравилась твоя последняя работа: современная Аленушка у пруда. Ты любишь сказки.

Виктор засмеялся.

— А-а, эта! Ништяк! Большое спасибо передавай Надежде Николаевне. "В вашем доме…", — запел он и в страхе осекся. — Знаешь, кто мне позировал для Аленушки?

Тата провела ладонью по девственно чистому холсту.