После зимы

«На ней сегодня серое шерстяное платье с атласным воротником и кожаным поясом» — специально про себя отметил Маэда, чтобы доказать Рэну — не так уж он и поддался чарам императрицы. С той же целью он внимательно осмотрелся внутри кабинета.

На самом деле, это была обычная для ситторийской архитектуры анфилада из трех комнат. В центре — приемная, слева — собственно кабинет, справа будуар, где хозяйка могла поправить макияж, выпить чаю или даже вздремнуть после обеда. За драпировками не разглядеть, но, скорее всего, Химара превратила его в постоянную спальню. Где проводила ночи барышня Лоули непонятно, возможно на диване-подоконнике. Зато Маэда прекрасно разглядел объемное резное панно позади рабочего стола в кабинете. Девушка (а может быть и юноша) в облаке из собственных волос, лент и летящих цветов, опирающаяся обеими руками на меч в ножнах. Просто крашенное дерево, ничего более, но глаз невозможно отвести и невольно перехватывает дыхание.

Одно из божеств Тишины как-то сразу догадался Кай, хотя у ситтори никогда не было канонов для изображений своих древних безымянных богов. Каждый мастер вправе был придать божеству любой облик, главное, чтобы смотрящий сразу понял кто перед ним. Маэда понял, а значит, неведомый резчик добился нужного эффекта.

— Государыня, только взгляните, — прощебетала барышня Лоули, демонстрируя хозяйке поднос. — Наш дорогой господин Гирана всё еще помнит, как вы любили его завтраки. Мило, не правда ли?

Императрица была явно не в духе, потому лишь кивнула в ответ и очень сухо поздоровалась с капитаном Маэдой. Она же вручила ему заполненную анкету своей слуги со словами:

— В вопросах я обнаружила несколько пунктуационных и грамматических ошибок. Они подчеркнуты красным карандашом. Хотя, если я не ошибаюсь, в Арайне только последние тридцать лет введено обязательное среднее образование. Ничего удивительного.

Ситтори обучались грамоте без разбора происхождения и пола вот уже четыреста пятьдесят лет и в годы, когда арайнские земли принадлежали императорам, там практиковалось то же самое. Добившись независимости, короли-арайни прежде всего прочего, закрыли школы и целое столетие читать и писать в их стране умели лишь немногие монахи. Правители и те могли разве что имя свое написать.

— Хотите проверить мои знания родного языка? — невозмутимо улыбнулся Кай. — Могу написать диктант.

— Вот как? Вы так в себе уверены? В таком случае, обязательно попробуем.

В толстом, домашней вязки кардигане и с волосами собранными в низкий пучок она походила на учительницу. Совсем, как госпожа Мияно, классная руководительница Кая в старших классах. Только вспыльчивая преподавательница-арайни и мечтать не смела об атласной блузке с жемчужными пуговицами от знаменитого дизайнера и туфлях стоимостью в её годовую зарплату.

— Любой отрывок из классиков на ваше усмотрение, Ваше Величество. Почту за честь.

Как там сказал Яно? «Я буду плохим парнем, а ты — хорошим»? Почему бы и нет. Только глупым девчонкам нравятся плохие парни. И Маэда снова улыбнулся со всей искренностью, на которую был способен.

— Я, кстати, принес то, что вы просили.

Коробка с куклой перекочевала в руки императрицы и была с какой-то трогательной осторожностью унесена в спальню. Так особо суеверные матери поспешно уводят детей подальше от чужого дурного глаза, чтобы не накликать беды на беззащитное чадо.

— Возможно не стоило ругаться с капитаном Яно из-за еды…

Кай всего лишь хотел мягко пожурить барышню Лоули, но та резко развернулась и бросилась в атаку. Даром, что не штыковую.

— Мы, черт возьми, платим за эту еду, платим за каждую крошку, что подают на стол госпоже, — прошипела она, сверкнув глазами из-под насупленные бровей. — Мы платим господину Гиране и господину Сиуле за их работу. Так почему нам отказывают в праве есть так, как мы привыкли? Повара не против, а Яно и Хори это ничего не будет стоить.

— Вы платите?

— А как вы думали? Конечно, платим. Арайнские оккупационные власти не имеют средств для содержания иждивенцев. Это цитата капитана Яно.

— Вам сделали одолжение, позволив…

— Да-да, я помню, — зло огрызнулась придворная. — Нам уже сделали большое одолжение — оставив в живых, и позволив не покидать дворец, вместо того, чтобы запереть в концентрационном лагере. К слову, в лагере никто не стал бы требовать плату за баланду.

— Вы преувеличиваете.