— Мабель говорит, что она знала об этом еще раньше, — ответил Трент со вздохом. — А я-то думал, что исправно играл роль человека, который не сходит по ней с ума… Что же касается ваших поздравлений, благодарю тысячу раз, потому что знаю, ваша физиономия вытянулась бы на три фута, если бы вы считали, что мы совершаем ошибку… Хелло! — Автомобиль пролетел сквозь узенькую улицу, завернул за угол и влился в широкую магистраль. — Вот мы и приехали.
Расплатившись с таксистом, Трент повел мистера Копплса в длинный зал, заставленный множеством столов и наполненных гомоном.
— Это дом удовлетворения страстных желаний. Я вижу трех букмекеров, жующих свинину за моим любимым столиком. Мы займем этот, в противоположном углу.
Он долго совещался с официантом, пока мистер Копплс в приятном созерцании грелся у каминного огня.
— Что мы будем пить?
— Я думаю, — очнулся мистер Копплс, — закажем молоко и содовую.
— Говорите тише! — рассмеялся Трент. — У официанта слабое сердце, а он может вас услышать. Возможно, вы думаете, что вы крепыш, может, оно и так, но те, кто мешает напитки, сваливаются сразу, даже более крепкие, чем вы. Так что будьте умницей. Возьмем вина, а содовую оставим турецкому султану… А вот несут нашу пищу.
Он распорядился еще о чем-то, и официант удалился. Чувствовалось, что Трент посетитель уважаемый.
— Я послал за вином, — сказал он, — которое, надеюсь, вы попробуете. Если вы дали клятву, то во имя всех святых трезвенников — пейте воду, которая стоит рядом с вами, но не ищите дешевой популярности, требуя молоко и содовую.
— Я никогда не давал обета воздерживаться от спиртных напитков, — сказал мистер Копплс, благосклонным взглядом изучая баранину. — Я просто не люблю вина. Однажды я купил бутылку и выпил ее, чтобы узнать, что это такое, и, представьте, утром мне было плохо. Возможно, это было плохое вино. Я попробую ваше, так как это ваш обед, и, уверяю вас, дорогой Трент, готов совершить нечто необычное, чтобы показать, как я счастлив. Подумать только, столько событий: от тайны Мандерсона мы избавились, невиновные оправданы, ваше счастье с Мабель решено. Пью за вас, мой дорогой друг! — И мистер Копплс сделал мизерный глоток.
— У вас широкая натура! — заметил Трент. — Ваш внешний вид дает неверное представление о широте души. Я бы скорее поверил, что в опере дирижирует слон, чем в то, что вы пьете за мое здоровье. Ладно, не пейте вина. Пусть официант подает в обморок — пейте все, что хотите!
Когда мистеру Копплсу принесли его монашеское питье, Трент сказал:
— В этом гомоне мы можем говорить, как в камере-одиночке. Как вы восприняли беседу с Марлоу?
Не переставая нарезать баранину, мистер Копплс ответил:
— Самое замечательное в этой беседе, на мой взгляд, это необычность положения. Мы оба держали в руках нить, ведущую к дикой ненависти Мандерсона, которую Марлоу считал столь таинственной. Мы знали, что он был одержим идеей ревности, но знание это, учитывая тонкую натуру Мабель и нашу порядочность, не обнародовали. Марлоу так никогда и не узнает, в чем его подозревал Мандерсон… Что же касается ваших прежних предположений о виновности Марлоу, то, заверяю вас, я всегда верил, что он здесь ни при чем.
— Что-то в этом роде вы сказали Марлоу, и я решил, что это не более чем любезность… Уверены, что он невиновен! Как вы можете быть уверены? Вы всегда очень осторожны в выборе выражений, мистер Копплс.
— Я сказал — уверен, — повторил мистер Копплс твердо.
Трент пожал плечами.
— Если бы действительно были уверены — и когда читали мою рукопись, и во время наших бесед, — не значит ли это, что вы отрицаете логическую силу разума?
— Разрешите мне сказать слово, — сказал Копплс, откладывая нож и вилку. Я далек от отрицания разума, уверяю вас. Я уверен в невиновности Марлоу и всегда был уверен в этом, потому что знаю нечто с самого начала. Вы как-то просили меня представить себя среди присяжных на суде над Марлоу. Для меня это было бы неэффективным применением умственных сил, ибо в суде над Марлоу я обязан был бы присутствовать совсем в ином качестве — на скамье свидетелей, давая показания со стороны защиты. Однажды вы бросили фразу: «Если б было хоть что-то, подтверждающее его рассказ». Это «что-то» есть, и прозвучало бы в моем показании, и было бы убедительным! — И он, довольный, продолжал есть.
— Этого не может быть! — Трент шлепнул ладонью по столу. — Вы просто перепили, Копплс. Не хотите ли вы сказать, что все это время, пока я распутывал дело, вы знали о невиновности Марлоу!
Мистер Копплс вытер усы и доверительно перегнулся через стол.
— Это очень просто, — сказал он. — Мандерсона застрелил я сам.
Трент зажмурился и потряс головой. «Боюсь, я сильно напугал вас», — глухо дошел до него голос мистера Копплса. Наконец Трент сбросил оцепенение, глубоко вздохнул, поднес к губам стакан вина, но, не выпив, поставил на стол.
— Продолжайте, — сказал он.