Мы вернулись домой и поужинали, все были довольно уставшими после активного дня. Я устроилась в своей детской комнате, а Аннетт и Кейтлин в своих, благо у нас был достаточно большой дом.
Наконец, я осталась одна и была готова прочитать записку Уайатта, которую до сих пор так и не достала. После приезда в Теннесси я была слишком уставшей, у меня не оставалось сил вникнуть в слова Уайатта. Этим утром я не была готова прочитать его записку, потому что потом мне пришлось бы смотреть родителям в глаза. Мне нужно было остаться наедине с собой как до, так и после прочтения записки. Такой уж я была.
Я подошла к валявшимся на полу джинсам, в которых я была вчера, записка все еще лежала в кармане. Я достала бумажку и вернулась на кровать.
Я сложила листок и засунула его в передний карман спортивных штанов. Я лежала на кровати, уставившись в потолок и улыбаясь. В тот момент я поняла, что мне нужно многое рассказать ему через четыре дня.
Глава 25
14 августа 1997 года, 08:03
Тамара, лучшая подруга моей мамы, приехала к нам погостить из Орегона. Я был с ней мало знаком. Помню, что она была хорошей и любила мою маму как родную сестру. Она редко нас навещала, не чаще одного раза в два года. Они с моей мамой вместе ходили в одну школу.
Вчера вечером я слышал, как мама плакала в ванной, говоря по телефону с Тамарой. Мама рассказала ей, что у меня последняя стадия рака мозга. Ей нужен был друг, а мне нужно было решение. Я почувствовал облегчение, когда мама сказала, что Тамара очень хотела со мной поговорить, дать совет. И я хотел услышать ее совет. Тамара понимала смерть. Я не знал,
У меня стали проявляться негативные симптомы, и я не хотел, чтобы Уиллоу это видела. Я не хотел, чтобы она думала, будто я нуждаюсь в помощи или в уходе. Уиллоу должна верить, что я в порядке.
Я уже мысленно распланировал, как мы скажем друг другу «Привет» в последний раз, но это было непросто. Я не хотел смотреть, как она уходит, и не хотел проживать свои последние дни без нее.
Последний раз мы скажем друг другу «Привет» шестнадцатого августа. Семнадцатого августа она уедет в колледж в Чикаго. Мне многое хотелось сказать ей, о многом нужно было с ней поговорить. Я не собирался отпускать ее, не сказав, что влюблен в нее, я не мог. Я знал, что не смогу иначе.
Мне хотелось поговорить с Тамарой о боли. О душевной и физической боли. Об Уиллоу.
Мы с мамой собирались встретить ее в аэропорту в восемь пятнадцать сегодня утром. Мы как раз были в пути. Мама все время смотрела на меня, улыбаясь, затем сжала мое колено. Оставить ее было второй самой сложной частью в этой ситуации.
Мы проехали еще несколько поворотов, и я почувствовал головокружение. Желудок издал неприятное урчание. Мне пришлось потянуть маму за руку, чтобы она остановилась на обочине. Я открыл дверь и высунулся наружу, меня окатила волна жара. Успев вытянуть шею за секунду до того, как мой желудок стало выворачивать наизнанку, я почувствовал влажность во рту. Оставляя завтрак на обочине, я мысленно перебирал все возможные значения слова «
Мама протянула мне салфетки, я взял одну и, сложив ее вдвое, вытер губы.
— Думаю, меня просто укачало в дороге, мам, ничего серьезного, — сказал я ободряюще, закрывая дверь.
— Я поведу медленнее, — ответила она дрожащим голосом. Я никогда раньше не видел такой усталости в ее глазах. Их синий цвет потемнел, отчего мне стало грустно. Любые изменения во внешности мамы огорчали меня, потому что причиной тому был я. Ее длинные темные волосы стали тусклыми и тонкими.