Последнее предупреждение

А ведь двадцать лет назад, ты мчался на спидере, не разбирая трассы, не обращая, внимание на правила.

Ты летел за белым маленьким двухместным аппаратом, взятым напрокат в дешевой конторке среднего яруса. Он двигался по абсолютно сумасшедшей кривой, и в какие-то моменты, ты их обгонял или оказывался рядом, так что, казалось, - протяни руку и дотронешься...

Ты слышал ее звонкий серебристый смех. Ты никогда не видел ее такой... такой счастливой.

Кто ж знал, что сердце гордого и неприступного сенатора возможно растопить нарушением всех правил безопасности на аэротрассе? А ведь она даже была не пристегнута, когда этот сумасшедший закладывал свои убийственные пике и мертвые петли! Как она смеялась, когда к ним подлетел полицейский и вместо составления протокола, вдруг принялся читать стихи. Конечно же, это были джедайские штучки того молодого прохвоста.

Она смеялась, а ты не вытерпел, и, нажав педаль, ухнул вниз, в надежде, что кто-то окажется на пути, и твое разбитое сердце и на самом деле разобьется.

Но с твоей дороги в последний момент сходили все встречные аппараты и, пролетев так полчаса, ты, безнадежно влюбленный альдераанец, успокоился.

Что ж: это временное безумие. Все проходит. А уж такие отношения - точно. Значит, нужно время.

Быть рядом. И в трудную минуту помочь».

Вице-король усмехнулся.

Все так и получилось. Вот только счастья тебе не принесло. Ибо та девушка, наполненная жизнью, смехом и всем миром, досталась тебе опустошенной. Словно кто-то сделал голокопию и продал ее тебе вместо оригинала.

А сам оригинал иногда проглядывал в смешной маленькой девчушке. Ты так хотел, чтобы дочь была похожа на мать. Ты радовался, когда узнавал черты, когда видел, что хмурит лоб она точно так же, так же бывает отрешенна или напротив горяча в своем детском максимализме. Ты радовался, что цвет глаз и волос напоминает ту. Что глаза карие, а не синие, и волосы каштановые, а не светлые. Ты слышал в смехе смех другой. Искал в голосе нотки другого голоса.

Так почему ты не думал, что в Лее проявится и то, что однажды уже причиняло тебе страдание?

Бейл снова перенесся назад, теперь - на восемнадцать лет и увидел со стороны небольшую комнату, хмурого молодого человека и его гостью. Пара секунд, и он снова там... в прошлом... снова и снова переживающий один и тот же разговор.

Беглый взгляд на гостью и сжимается сердце. Маленькая женщина, которая отстранено застыла. Мысленно - не здесь.

- Ты просила, - Бейл Органа протянул кристалл, - вот заключение экспертизы. Если ты не веришь моим словам... - голос его дрогнул.

Женщина даже не обернулась.

- Он жив, - произнесла она.

- Я перепроверил все твои сомнения сотню раз. Нет в столице человека с именем Энекин Скайуокер. Нет уже два года.

- Меня тоже там нет, - не без сарказма произнесла она, - и тоже два года.

- Я беспокоюсь о тебе. Ты замкнулась. Не выходишь из комнаты. Почти все время спишь. Ты даже перестала гулять с дочерью.

Женщина не ответила, как будто не услышала.

- Что с тобой? Я не понимаю...

- На тебе нет вины. Вот и не понимаешь.

- Падме, если ты опять о детях... это было необходимо, для них, ты же знаешь... Император... мы считали, что он знает, где ты, и что он не оставит тебя в покое. Мы ошиблись. Очень дорого ошиблись. Главное - непоправимо.

Губы ее ломаются, но голос холоден и от этого голоса Бейлу становится не по себе:

- Лучше бы меня арестовали.

- А дети?

- Было бы все то же самое.

- Только воспитывались бы они в приюте!

- А не случись того, что случилось - они бы воспитывались в Храме. Теперь я понимаю, чего так боялся их отец. А я снова ошиблась с приоритетами - дорого и непоправимо. В обычном приюте они хотя бы знали, кто их родители.

- С тобой сложно. Очень сложно. Правда, и легко никогда не было. Но сейчас стало невыносимо. Я знаю твой ответ: ты не заставляешь меня навещать тебя.

- Нет, не заставляю.

«Ни истерик, ни ярости. Тихое безумие. Может, попросить врача осмотреть ее?»

Падме Амидала Скайуокер снова улыбнулась, как будто прочтя его мысли. Бейл Органа содрогнулся - и в очередной раз спросил себя - был ли он прав, послушав Оби-Вана. Тот говорил хорошо и, главное, правдиво - здесь вице-короля было сложно провести. Но это была ЕГО правда. Теперь, несколько лет спустя, мужчина задумался - а насколько правда джедаев соответствовала истине? Потому что все эти годы у него перед глазами была другая «правда» - Падме. Отстраненная, саркастичная - напоминающая надломленное дерево, обреченное на смерть. Когда-то он верил, что время лечит. Теперь спрашивал себя, не должен ли он был лечь костьми - но не позволить Кеноби сделать то, что он сделал.

«На тебе нет вины».

«Ошибаешься, Падме. Мне тоже есть от чего страдать. И главное - я уже не могу прикрываться иллюзией «хотелось, как лучше». Просто потому, что лучше не стало, а я обречен нести этот груз до скончания дней. Ведь, к сожалению, правда уже ничему не поможет».

И, поддавшись порыву, Бейл швырнул голокристалл в равнодушное зеркало. Отражение Падме рассыпалось на кусочки, как и его жизнь, а оригинал даже не вздрогнул.