Последнее прощай

От него не ускользнуло, что на его вопрос она так и не ответила, но теперь, пожалуй, настал его черед взять все в свои руки. Весь последний год благодаря ей он старался быть храбрым, стремился преодолевать свои страхи, так, может, и он сумеет помочь — и ему был известен лишь один способ. Он собирался призвать на помощь все свое мужество, чтобы быть честным, какой обычно бывала она, прямо здесь, именно в этот момент. Он перестал расхаживать по комнате, твердо встал на месте и попытался представить ее рядом собой в этой комнате.

— Я не уверен, что хочу вернуть все, как было прежде, Анна.

Она потрясенно всхлипнула:

— Почему нет? Неужели я… неужели я все испортила? Прошу, не говорите так. Броуди, вы должны меня простить!

Ну конечно, он прощал ей ее страх. Было бы крайне лицемерно поступить иначе, но дело не только в этом. Он сунул руки в карманы и перешел из спальни в гостиную, где было больше места. Он рассказал ей всю правду. После прошлой ночи они уже не могли уместить отношения в прежние рамки. Они их переросли. И им требовалось обновление. И, чтобы двигаться дальше, оба должны были это признать.

— Я больше не хочу быть просто вашим другом, Анна.

Перед тем как сказать то, что он хотел, Броуди сделал паузу. Нужно было собрать вместе все необходимые слова и выстроить их в правильном порядке, чтобы они приобрели должный смысл. Повторять дважды он не собирался.

— Я хочу большего.

— Броуди…

Он оборвал ее, не давая сбить себя с толку:

— Я люблю вас, — он услышал ее порывистый вдох, но слов за ним не последовало. Он все понимал. Он знал, как страх лишает способности соображать, не дает издать ни звука. — И я думаю, что причина, по которой вы убежали этой ночью, в том, что вы тоже испытываете ко мне некоторые чувства.

Вот оно. Он смог это произнести. Поставил на карту все. И карта была открыта. Я прыгаю, а ты — следом. Давай же, Анна. Покажи мне, какой ты можешь быть смелой…

Всем своим нутром Броуди ощущал, как непросто ей признать и принять то, что он сказал. Он отодвинул один из обеденных стульев, сел, положил телефон на стеклянную поверхность стола перед собой, включил громкую связь и доверился надежде, что в этот омут он отправится не один.

— Я не могу ответить вам то, что вы хотите услышать, Броуди. Я просто не могу.

— Почему?

— Я не могу испытывать к вам тех чувств, которых вы ждете.

Она лгала. И осознание этого раздражало его и вынуждало прибегнуть к ответным мерам.

— Почему нет?

— Потому что вы не Спенсер.

Он едва не расхохотался:

— Чушь собачья!

Она всегда говорила, что он осторожничает. Что ж, теперь он, пожалуй, даже если бы захотел, не стал бы себя останавливать.

— Вы напуганы. И я прекрасно вас понимаю.

В трубке послышалось уклончивое пыхтение.

— А знаете ли вы, почему я прекрасно вас понимаю?

Не дожидаясь ответа, Броуди заговорил. Начал он со своей первой панической атаки и поведал о том, как его мир все сужался и сужался, пока на пути не появилась она, как страх владел им многие годы и как она вдохновила его на то, чтобы бросить ему вызов. И более того, одержать над ним победу. Он рассказал ей о своей поездке в Лондон: как ему пришлось сотни раз сражаться с охватывавшим его ужасом; как он два часа простоял на той смотровой площадке, вцепившись в эти чертовы перила; и как он пережил самую тяжелую паническую атаку, когда лифт умчал ее вниз.

— Это все, — наконец сказал он, — все, что я никогда никому не говорил, потому что слишком стыдился того, каким я был слабым и разбитым. Потому что мне было ужасно страшно.

На другом конце линии послышалось неловкое шарканье. Возможно, до него даже донесся звук подавленного всхлипывания или шмыганья носом.

— О, Броуди… — заговорила она сиплым от слез голосом, — я… я не знала…

Броуди согласно кивнул:

— Вы и не могли этого знать. За многие годы я отлично научился скрывать это ото всех. Включая себя. Но я больше не прячусь, Анна, и это благодаря вам. Я больше не хочу бояться.

Собеседница не издавала ни звука, у него даже возникло странное чувство, что она, возможно, задержала дыхание.

— И вам тоже нечего бояться. Мы можем попробовать снова… Возвращайтесь в отель, мы отправимся куда-нибудь позавтракать — найдем тихое, уютное место, где сможем поговорить.

— Я не могу, Броуди. Не могу! Вы знаете почему.

Да, Броуди действительно знал. Только не то, в чем она пыталась его убедить, а то, в чем она отказывалась признаться самой себе.

— Пожалуйста… — прошептала она, дрожь в ее голосе полоснула ему по сердцу, — пожалуйста, не давите на меня. Давайте просто вернемся к разговорам… к нашей дружбе?

Броуди чуть качнулся на стуле назад и встал, оставив телефон лежать на столе.

— Но я тоже не могу поступить так, как хотите вы, — отрезал он. — Я больше не хочу вам врать, Анна, а это именно то, о чем вы меня просите.

— Тогда я не могу… Мы не можем… — она умолкла, и он почувствовал, как из рваной и шероховатой эта тишина вдруг стала гладкой, серой и плоской, как бетон. Еще прежде, чем она продолжила, он знал, какое решение она приняла.