Последнее убежище (сборник)

— Ну, хотя бы за тыл я спокоен! — вздохнул Гельмут и, пригнувшись, перебежал улицу. Там он вжался в стену полуразвалившегося здания и осмотрелся, а убедившись, что Иван-Вилли выбрал отличную позицию, бегом преодолел сильно обветшавшую галерею. Со стен на него грустно взирали с пожелтевших фотографий известные когда-то актеры, знаменитые режиссеры…

Показалось открытое пространство. Гельмут осторожно выглянул. Существо стояло в той же позе, все так же неподвижно, как и до этого.

Мужчина поднял автомат, прицелился… Но в последний момент он убрал палец со спуска.

— Donnerwetter![12] — выругался он. Выйдя из укрытия, Гельмут знаками подозвал Ивана. Тот примчался, гулко топая сапогами, и на ходу поправляя приплюснутую каску.

Приблизившись к напарнику, он все моментально понял:

— Scheiße!!![13]

— донеслось из-за противогаза.

— Перестань… — беззлобно одернул его Гельмут.

Он насмешливо поклонился статуе, навечно замершей в позе «моргалы выколю!», и немцы, настоящий и мнимый, прошагали мимо.

* * *

Вот оно, наконец-то перед ними, посольство Германии! Громадное здание из мрачного, темно-коричневого камня, напоминающее систему дотов линии Маннергейма: приземистые корпуса, мощные стены без всяких украшений, маленькие окна. Ничего лишнего, строгость и монументальность. Правда, сейчас здание скорее напоминало Кенигсберг времен окончания Второй мировой, но все равно впечатление производило сильное.

«Германия… — думал Гельмут, глядя на эти обломки. — Как там мой славный Дрезден? Снова ли, как в сорок пятом, или все же цел?..»

Однако предаваться ностальгии было недосуг. Паре предстояло реализовать главную часть их миссии.

Проникнуть в здание труда не составило: двери были выломаны, окна выбиты. Да и вообще представить, чтобы там кто-то жил, было достаточно сложно. Впрочем, им нужно было не само здание.

Быстро прогрохотали по пустым залам и коридорам солдатские сапоги, и товарищи спустились вниз, в подвал.

* * *

Они сбежали из Рейха, когда Гельмут понял, что больше там жить он не в силах.

Пока расстрелы были явлением скорее случайным и притеснение «черных» не переходило границ геноцида, Охриц еще готов был терпеть… Но чем дальше шло дело, тем яснее становилось немцу: пора куда-то бежать. А вариантов было не так уж много. Влачить жалкое существование или стать чьим-то обедом ни ему, ни его друзьям не хотелось. Не хотелось и в рабство.

Для бегства они выбрали серую ветку. Двое мужчин и женщина бежали на юг, туда, где за мрачными, полными опасностей туннелями, за станцией-убийцей Нагорной и отвратительным Проспектом скрывалась загадочная, овеянная легендами Севастопольская. Гельмут не слышал о ней двух одинаковых историй, но из всего того, что говорилось про таинственную станцию, сделал по-немецки четкий вывод: им туда. И он, как всегда, не ошибся — Севастопольская, пусть и не с распростертыми объятиями, все же приняла беженцев из Рейха.

Охриц не стал скрывать, где они жили последние годы, и честно рассказал, из-за чего они бежали. В финале немец добавил, что чужой крови на них нет, а солдатскими навыкам они обучены и готовы служить новому дому и сражаться за его благополучие и процветание. Хорошие солдаты на дороге не валяются, поэтому после некоторых колебаний беглецам позволено было остаться.

И начстанции не прогадал.

Конечно, пару раз Гельмуту пришлось услышать, что он «грязная фашистская свинья», но каждый раз немец методично объяснял, сначала кулаками, а потом — языком, что он ни первое, ни третье, а главное — не второе. И с тех пор их жизнь наладилась.

А потом случилось событие, нарушившее спокойное течение жизни…

* * *

Откуда взял сталкер ту бумажку, он так толком и не смог объяснить. Просто: «Валяется — подобрал». Увидев ее, Гельмут с трудом сдержал себя в руках: это была схема, схема посольства ФРГ, и на ней был отмечен вход в бункер!

«Бункер! Там, скорее всего, люди, — пронеслось в голове немца, — мои соотечественники! Они укрылись в посольском бомбоубежище!!!»

Если бы он не сумел скрыть волнения, ушлый сталкер наверняка взял бы за схему огромные деньги… Но тот сам не понимал, что за вещь попала к нему в руки, и потому сумму запросил самую ерундовую.

И с той минуты Гельмут потерял сон.

Видит бог, ему не на что было жаловаться на Севастопольской, ставшей его третьим подземным домом. Они с «Вильгельмом» честно служили в армии обороны станции, их за это кормили, но… Гельмут хотел большего. Рано или поздно придет старость, руки ослабнут, и не станет от него толку, как от солдата. Что тогда? Если усидит у власти Истомин — пенсия. И то, если позволит бюджет. А если нет?

Но главное — большего хотела Ирина. Она страдала от полуголодной жизни в метро, от постоянных опасностей, от полной безнадеги. Поэтому немец решил: я должен туда дойти. И с немецкой серьезностью подошел к проблеме.

Месяц спустя он пришел к начальникам станции и в самых убедительных выражениях доказал преимущество касок образца вермахта над теми, что носили севастопольцы, особенно напирая на защиту шеи.