Последнее волшебство. Недобрый день. Принц и паломница

В избранную сотню вошел также и Агравейн, но не Гавейн с Гаретом. Эти двое вместе отбыли на север вскорости после совета. Гавейн собирался съездить в Дунпелдир, а оттуда, может быть, и на Оркнеи, и Артур не находил благовидного предлога ему воспрепятствовать, хотя и подозревал, что на самом деле племянник задумал нечто совсем иное. Надеясь, что Ламорак уехал на запад и присоединился к брату под знаменами Друстана, король удовольствовался тем, что послал в Думнонию гонца с предостережением.

Ясным ветреным июньским днем король с сотней приближенных выехал в путь. Дорога уводила за высокие известковые холмы. Крохотные синие мотыльки и пятнистые фритиллярии стайками порхали над цветочным лугом. Пели жаворонки. Солнце проложило широкие золотые просеки через поля созревающих колосьев, а поселяне, белые от повисшей в воздухе меловой пыли, отрывались от работы и встречали проезжающих улыбками. Всадники ехали не спеша, переговариваясь и смеясь, настроение в отряде царило приподнятое. За исключением, пожалуй, Агравейна. Он пристроился рядом с Мордредом: тот скакал чуть поодаль от других, позади короля, увлеченного беседой с Кеем и Борсом.

– Мы впервые выезжаем с королем, и на что же это похоже! Сущее гульбище! – презрительно фыркнул он. – Сколько было разговоров о войне и королевствах, переходящих из рук в руки, и о новом сборе армий на защиту наших берегов, а чем все закончилось! Король стареет, вот что я вам скажу. Надо сперва сбросить этих саксов в море, а потом будет время порассуждать… Но нет! Отряд во главе с военным вождем – и скачет с мирной миссией! К саксам. Союз с саксами? Тьфу! – Агравейн сплюнул. – Лучше бы меня отпустили с Гавейном.

– А ты просился?

– А то!

– Гавейн тоже не на войну собрался, – невозмутимо откликнулся Мордред, глядя прямо перед собой, промеж ушей коня. – В Дунпелдире никаких смут не предвидится, лишь дипломатические переговоры с Тидвалем, а благодаря Гарету все пройдет тихо-мирно.

– Не разыгрывай святую невинность! – сердито отпарировал Агравейн. – Ты-то знаешь, зачем уехал Гавейн!

– У меня есть свои мысли на этот счет. Да тут любой догадается. Но если Гавейн и впрямь отыщет Ламорака или хотя бы узнает что-то новое, будем надеяться, что Гарет убедит брата выказать хоть малую толику здравомыслия. А зачем, как ты думаешь, Гарет напросился к нему в спутники? – Мордред оглянулся на спутника. – А ежели Гавейн столкнется с Гахерисом, тебе стоит уповать на то же самое. Ты ведь наверняка знаешь, где сейчас Гахерис? Ну что ж, если Гавейн настигнет кого-то из этих двоих, лучше бы тебе ничего о том не знать. Да и я ничего знать не желаю.

– Ты? Ты ведь настолько близок к королю; удивляюсь, что ты не предостерег его!

– Нужды не было. Ему наверняка не хуже тебя известно, на что рассчитывает Гавейн. Но Артур не может навечно посадить его под замок. А на то, что не в силах предотвратить, король не станет тратить время. Он может только надеяться, хотя, возможно, напрасно, что здравый смысл одержит верх.

– А если Гавейн и впрямь столкнется с Ламораком, что вполне вероятно, даже по чистой случайности, что, по-твоему, произойдет?

– Ламораку придется защищаться. И это ему вполне по силам. – И добавил: – «Жить тем, что приносит жизнь. Умереть так, как назначит смерть».

Гавейн изумленно воззрился на собеседника:

– Чего? Что ты такое несешь?

– Да так, слышал кое-что на днях. Так как насчет Гахериса? Ты не боишься, что Гавейн и с ним тоже может столкнуться?

– Гавейн его не найдет, – уверенно сообщил Агравейн.

– О, так ты все-таки знаешь, где Гахерис?

– А ты как думал? Понятное дело, он послал мне весточку! А король об этом и не подозревает, уж будь уверен! Не такой уж он всеведущий, как тебе кажется, братец. – Агравейн искоса глянул на Мордреда и хитро зашептал: – Король много чего в упор не видит!

Мордред не ответил, но Агравейн в поощрениях и не нуждался.

– Иначе он вряд ли бы уехал на развеселую прогулку вроде этой, оставив Бедуира в Камелоте.

– Нужно же было кому-то остаться.

– С королевой?

Мордред снова оглянулся на спутника. Тон его и взгляд сказали все то, что не сумели выразить слова. В голосе звучали презрение и ярость.

– Я не глуп и не глух. Я слышу все то, о чем болтают грязные языки. Но свой изволь хранить в чистоте, братец.

– Ты мне угрожаешь?

– Зачем? Стоит королю один раз услышать…

– Если они и впрямь любовники, услышать ему следует.

– Но это неправда! Бедуир близок к королю и королеве, да, но…

– Говорят, муж всегда узнает последним.

Мордред сам изумился силе нахлынувшего бешенства. Он заговорил было, но тут же, оглянувшись на короля и всадников по обе стороны от него, ответил лишь одно, тихим, сдавленным голосом:

– Оставь. В любом месте речи эти глупые, а здесь тебя могут услышать. И в моем присутствии попридержи язык. Я в это дело вмешиваться не желаю.

– Когда оспаривали добродетель твоей родной матери, ты прислушивался весьма охотно!

– Оспаривали! – раздраженно повторил Мордред. – Бог ты мой, я там был! Я видел их на ложе!

– И тебе было настолько все равно, что ты дал любовнику уйти!