– Хорошо, – ответила она и вздохнув, начала, – Через два дня после беседы с детективом, я отправила деньги на указанный счёт. Я думала, что все улеглось и я смогу жить спокойно. Но меня начло съедать чувство стыда перед мужем и одновременно ненависть к нему за то, что он нанял кого-то следить за мной. После долгих раздумий, я решила, что должна уйти. Я упаковала чемодан и, предпочла, не дожидаясь его возвращения с командировки, улететь в Канаду. Я хотела позвонить тебе, встретиться и рассказать обо всем, но чувство совесть не позволяла мне этого сделать. В ту субботу рейс задержали и пока я ждала посадки, ты прислал мне то аудиосообщение. Прослушав его, я возненавидела тебя, да. Я прониклась такой ненавистью, какой никогда ни к кому не испытывала. Но, как ни странно, вместе с тем я и понимала тебя. Я не хотела видеть тебя, не хотела знать. Но чуть позже, когда я узнала, что на пути в аэропорт случилась сильная авария, я почему-то сразу же подумал, что в ней оказался ты. И, клянусь, не знаю, почему, я решила все бросить и поехать туда, – голос её задрожал, она тяжело вздохнула, а затем продолжила, – Я приехала на место аварии и увидела груду искореженного металла и литры багровой крови на асфальте. Я понятия не имею, что сподвигло меня приехать туда. Было ли это стокгольмским синдромом или слепой любовью, я не знаю. Но увидев ту картину, я так боялась, того, что эта кровь окажется твоей. Потом я разузнала, где находится пострадавший и отправилась туда. Личность врачам не удалось распознать, так как не было ни документов, ни искавших родственников пострадавшего, ни друзей. Я сняла гостиницу рядом с больницей и только спустя четыре дня, после всех операций, когда было разрешено посещение, я узнала, что это ты. Ты был весь в швах, перебинтованный, без сознания, – не сдержавшись, Милада заплакала.
– Но почему все эти десять лет ты обманывала меня? Почему ты не рассказала мне все, как есть?
– Прости, – виновато промолвила Милада, захлебываясь слезами, – я собиралась, правда. Я не хотела травмировать тебя. В тот момент, кроме меня у тебя никого не было, ты был совсем беспомощным, и, если бы я рассказала тебе правду, ты бы никогда не позволил мне быть твоим другом, понимаешь? – в её ласковом голосе звучал слезный хрип, – А потом, когда мы стали близки, когда все больше начали проводить время вместе, ты был так счастлив и я не осмеливалась рушить твоё счастье.
– И это все после того, что я сделал… Но почему?
– Потому что я люблю тебя.
Слезы лились по его щекам. Он уже не испытывал ни страха высоты, ни страха смерти. Он не чувствовал ни холода, ни усталости. Единственное, о чем он грезил – обнять ту, чей голос ласкал его слух. Неутолимое желание почувствовать тепло её объятий соперничало со страхом быть обманутым собственными иллюзиями. Эмоции били ключом, разрывая нутро. Анвар жаждал верить в подлинность слов Милады, жаждал верить в то, что эти слова звучали на самом деле. Какой же сладкой была эта история, какой соблазнительной и пленяющей она придавалась ему. И как же трудно было не поддаться искушению, не сдаться, пропустив эти слова сквозь призму неверия, позволить им коснуться души, проникнуть в сердце и разжечь его ярким пламенем. Анвар мечтал проникнуться этой историей. Он хотел верить в то, что Милада, в которую он влюбился десять лет назад, никуда не улетела в тот день, а вернулась за ним на место аварии. Он хотел верить в то, что все эти десять лет он прожил бок о бок с той, что любила его, несмотря ни на что, с той, которую он любил и сам, но позабыл. Верить в то, что она вернулась с Канады, в то, что сегодня она приехала сюда, на эту крышу, чтобы найти его и сказать, что любит. Он мечтал поверить в то, что она стояла за его спиной. Он мог бы пожертвовать всем, чем угодно – лишиться зрения, обаяния, слуха или всех остальных чувств разом – лишь бы только она была рядом, лишь бы только она была.
Если можно было только остаться здесь навсегда, балансируя между поверхностью крыши и пропастью, между жизнью и смертью, между желанием увидеть и страхом не увидеть, между здравомыслием и безумием, между зрячестью и слепотой. Если бы только это было возможно. Он бы не сдвинулся с места. Но выбора не оставалось.
Анвар медленно поднял ноги на балюстраду, осторожно развернулся и с преисполненными печалью глазами посмотрел на пустую крышу.