Прохладный ветер задувал под шалевый воротник халата и, пронизывая легкую ткань футболки, обвеивал кожу, пробирая дрожью до самых костей. Анвар поморщился, ни то от холода, ни то от отвращения к самому себе и медленно зашагал по знакомой дорожке прямиком к подъезду своей когда-то съёмной квартиры. Он прошёл парадную, уставши преодолел лестничный пролёт, а затем зашёл в лифт. Стены этого жилого дома напоминали ему о Миладе. Воспоминания о той самой, секунду за секундой, становились ярче и ярче, врезаясь в память все сильнее. Анвар увидел её пухлые, сладкие губы, её ядовито-пьянящие изумрудные глаза, рыжие, словно пламя разожженного во тьме костра длинные волосы, её утонченные линии, изящными волнами уходящие от висков к скулам, затем к её ямочкам на щеках, к нежному подбородку и вниз, по шее к хрупким ключицам. Он видел, как сияя в лучезарной улыбке, легким движением руки она убирает локоны волос со своей бархатной щеки и прячет за ушком. Он видел ангельское создание, которому больше не имел права попадаться на глаза, не имел права встречаться в мыслях и звучать в динамике телефона.
Анвар нажал на верхнюю кнопку панели управления и лифт дёрнулся вверх. Цифры на табло быстро сменялись по возрастанию: пять, шесть, десять, пятнадцать, двадцать. «Также быстро пролетают и года.» – с тоской подумал Анвар. Мы поднимаемся наверх, выше и выше. Кто-то поднимется до седьмого этажа, кто-то до пятьдесят-третьего, а кто-то и до сотого. Но как бы высоко мы не взбирались, рано или поздно лифт останавливается, и мы выходим. Выходим мы не там, где хотим, а там, где нам нужно, на том этаже, на котором нам необходимо выйти. Затем мы подходим к окну и смотрим вниз, оценивая высоту, проделанный нами путь. Иногда мы восторгаемся этой высотой, а иногда и нет. У каждого свой этаж, но не каждый доволен его порядковым номером. И тем не менее, каким бы не был номер этажа, мы уже не смотрим вверх, как делали это, находясь снаружи, на земле, в самом начале, мечтая вскарабкаться ввысь к небу, мы смотрим вниз, потому как именно это расстояние есть наш путь, есть то, что мы прожили, то что мы преодолели, то, что мы имеем. Но что имел Анвар?
На табло высветилось число из двух троек. Мягкий предупредительный гонг напомнил Анвару о том, что пора выходить.
Анвар медленно прошёл по длинному коридору до самого конца. На двери, ведущей к пожарной лестнице, висел все тот же самый амбарный замок. На внешней стороне выступа дверного проема лежал все тот же самый ключ. Удивительно, насколько, порой, время бывает противоречивым. Что-то меняется, а что-то остаётся прежним. Окружавший его внешний мир нисколько не изменился. И эта дверь, и этот пыльный ключ, лишь слегка украшенные мудрой коррозией, были абсолютно теми же, что и десять лет назад. Но был ли тем же Анвар? Изменился ли он с того дня? Он приобретал новые знания, новый опыт, которые затем откладывались в его голове на полке воспоминаний, приобретал новые морщины, новые шрамы, как и ключ, покрывающийся новым слоем пыли. Но внутри он был тем же самым Анваром. Тем же самым человеком, который был рождён в декабре и назван своим именем, человеком, с тем же самым сердцем внутри, с той же группой крови, с тем же прошлым. Но если бы его память не вернулась сегодня, не вернулась бы никогда, был ли бы он иным человеком? Приобретая знания, мы формируем сознание, но если стереть все хранящиеся файлы, подобно тому, как стираются данные при форматировании жесткого диска, можно ли назвать человека или компьютер – другими? Нет. Другой можно будет назвать личность. Это будет личность иных взглядов, иной парадигмы, иных вкусов и иного мировоззрения, но сам человек останется неизменным, как и его душа, сущность и прошлое.
Анвар отворил замок и, набрав полные лёгкие воздуха, двинулся вперёд. Минуя лестничный пролёт, он вышел на крышу. Крадучись, он стал приближаться к тому же месту, где в ту ночь они стояли с Миладой. Подойдя вплотную к балюстраде, Анвар остановился, и облокотившись, наклонился, чтобы посмотреть вниз. Там, внизу, в разноцветных ярких огоньках, бегающих в хаотичном порядке, можно было увидеть чужие жизни. Но Анвар видел лишь свою. Он смотрел вниз, в прошлое и пытался понять, зачем все это было нужно. Он пытался понять, какой смысл был в его прожитой жизни. И было ли это жизнью или лишь фантомным путешествием из ниоткуда в никуда, прозрачным, молчаливым, неосязаемым существованием. «Что потеряет этот мир, не обнаружив меня в списке живых?» – думал он, – «Каким будет завтрашнее утро, если меня просто не станет?».