Последняя черта

— Ташка... — выдохнул Леха, сжимая сотовый так, что пальцам стало больно, — Её же...

Что они могут сделать с уже похищенной, если так поступили с сильно засветившемся парнем?

Алексей поднялся, потянулся за брюками. Хотел ударить кулаком о стену, почувствовать боль и доказать — всё ещё способен ощущать не только душевную, но напоминал, что квартира не его. Бросил взгляд на часы — ужаснулся ещё сильнее и засобирался быстрее.

Катя проснулась от шелестящих звуков и ещё некоторое время лежала, вглядываясь в мечущуюся фигуру. Она почувствовала, что что-то не так.

— Лёша, — тихо позвала. — Что случилось? Я не нужна тебе сейчас?

Ещё сонная поднялась, распуская окончательно растрепавшуюся за ночь косу. Обниматься не лезла, но если он сейчас сбежит — нужно будет закрыть дверь. И грустно было, и больно смотреть. Понимала — конечно, парень по уши в дерьме, но иначе он бы ей не нравился настолько.

— Актёра убили, — рыкнул Алексей, влезая в футболку. Метнулся на кухню, замер там, оглядываясь — мало ли, вдруг что-то выложил и оставил, но ничего своего не нашел.

Тогда бросился уже в коридор спешно натягивать ботинки. Под нос себе матерился, преимущественно — на себя и понимал, что где-то уже было. А может, и потом тоже будет.

Слёзы на глазах Кати выступили сами. Она ничего не ответила, только босыми ногами прошла за Лёшей в коридор. Смотрела беззащитно и грустно, обнимала себя за плечи — а кто её обнимет, кроме себя? — понимала, всё понимала, но не хотела принимать.

— Пожалуйста, хоть ты выживи, — прошептала она в спину уходящему Алексею, хлопающему за собой дверьми и громко топающему по лестнице.

Лёху трясло. Крупной дрожью, пока он бежал до свободного электрокара, на бегу же и ставя карту на оплату.  Отметил, что деньги скоро кончаться, решил, что потом что-нибудь придумает.

Скорость убаюкивала. Он нёсся, совершенно наплевав на правила дорожного движения, иногда даже выезжал на тротуар, огибая пробки. К дому Дикого вовсе добирался по раздолбанным дворами на колёсах. Думал, думал, думал. Ещё раз позвонил Доктору, спросил подробности. Понял, что лучше бы он их не знал, выдавил, что будет с минуты на минуту и снова, не стесняясь, матерился.

Дверь в квартиру была открыта, на лестничной площадке стояла групка мусоров, что-то заполняющих. Лёха даже не взглянул на них, пролетел мимо, перепрыгивая через ступеньку. Как только взгляд начал обшаривать квартиру на присутствие знакомых лиц — первым зацепилось за Алису. Она стоял в коридоре, разговаривала с ментом, кивнула ему приветственно.

— А вы кто будете, гражданин? — спросил ещё один форме, вынырнувший из кухни. От осознания того, что по квартире Дикого спокойно бродят менты, Лёху передернуло.

— Я здесь живу, — ответил он, переключаясь на деловой тон, — Погибшему был другом. Что произошло?

— Точно не знаем. Отравился может чем…  У него транзакция об оплате в заведении общественного питания.

— Вы брешете, —  раздался ледяной, угрожающий голос чуть позже, чем стук трости, —  Этот человек недавно выступал с антиполитической речью перед толпой, а спустя два дня — отравился. Его отравили. Он умер, мучаясь. Обычное отравление от еды на такое не способно.

— А вы…

— А я студент медицинского университета, — прищурился Доктор, — У которого за плечами две курсовых по ядам и их действию на организм и готовится диплом. Это, — он указал на то место, где Актер лежал, — Явный признак какого-либо грибного яда. Никита держался за...

— Вы этого уже сказали, — усталым тоном подметил мусор, — Подробностями будут заниматься эксперты.

Лехе стало жутко от того, как Дока передернуло.

В закрытой на замок изнутри спальне до сих пор рыдала Изабель. Гера лежал рядом, прикрыв глаза, что-то иногда шептал, гладил растрепанные волосы и прижимал больше-чем-подругу к себе, а она жалась к другу, давилась, ненавидела и боялась.

Они почти не говорили. Было не зачем. Герасим знал, что происходит с хакершой — что сейчас она всеми силами пытается не пропасть во второй своей половине, потому что наверняка понимает — нельзя. Изабель была сейчас нужна, в своей привычной манере электровеника, активного. Стадии, впрочем, никогда не слушали её мнения — когда проявляться, а когда перестать мучать её своими сменами.

— Когда это всё закончится? — надрывно спрашивала она, подставляясь под ласку рук.

— Не знаю, — честно отвечал Герасим и тянуло противной болью, разрывало и собирало вновь. У него ещё оставались силы быть непроницаемым, сильным, заботливым, но Гера чувствовал — ещё немного и он сорвётся. Чесались кулаки, хотелось выйти на ринг и набить несколько ебальников в мясо, до смерти. Выпустить наконец копившийся пар, потому что груши уже не хватало.

— А мы останемся, Гер? — Изи подняла на него заплаканные глаза. — Остальные?

— Останутся, — вздохнул парень, силой возвращая девушку в исходное положение. Они лежали на кровати — Изабель, сжавшимся комочком, подтянув под себя ноги и Герасим, прячущий её в своих объятиях.

— Куда мы денемся, скажи? — продолжил мысль он, — Никуда. Скоро вернётся Таша. И останется всего-то свергнуть правительство, по хуйне…