Последняя черта

— Я не хочу быть лицемером. Мне предлагали выступать на дне рождения у олигарха — обещали хорошо заплатить. Но там нужно было восхвалять Единое Государство, говорить, что оно без изъянов и вот, он! Он — олигарх, честный его гражданин, судимый несколько раз по различным статьям, но так и не отправленный в тюрьму — пример для других не честных граждан! Я не смог. Отказался. В универе приходилось говорить высокопарный речи на мероприятиях... Тогда я ещё за что-то цеплялся и надеялся, что на этом все закончится. Не закончилось. И никогда не закончится такими темпами.

Актёр замолчал, чувствуя давление в груди — всё-таки разволновался. Ноги даже слабо подрагивали и руки. По губам пробежала усмешка.

— И да простят меня все, кто говорит что война — это страшно. Но она необходима. Революция необходима. Возможно, не в истинном своём ужасающем величии, но хоть какая-то. Правительство обязано пойти на контакт с народом иначе бури не миновать, а бежать с корабля некуда. Только на дно. А кому туда хочется?

«Тебе, очевидно... Еблан»  

— И да сейчас— не боишься?

— Ни капли, — Актёр широко улыбнулся, — Вы, я вижу, куда-то торопитесь.

Дмитрий смотрел постоянно то на него, то на часы, то и вовсе за окно. Внимание к нему проявлял и то ладно — парень был этому бесконечно рад. Подобное он никогда никому не говорил. Только Даше — один раз. Закончилось все страшным скандалом, её слезами и трясущейся спиной. А с друзьями... они и сами всё всегда понимали, говорить было незачем.

— Есть такое, — виновато сказал журналист, — Я и не рассчитывал, что ты окажешься настолько открытым к диалогу. Обычно персоны, подобные тебе, более замкнуты.

— Можете считать, что я, во всей этой истории — связь с общественностью.

Они расплатились, пожали друг другу руки. Дмитрий направился, пряча визитку в нагрудный карман, по своим делам, а Актёр — по своим. Нужно было успеть добраться до метро, минуя час пик. Трястись в вагоне, ощущая себя сильной в банке ужасно не хотелось. Потому он ускорил шаг.

— И чего это я волнуюсь? Вроде все нормально прошло. Он, вон, даже понял может что-то... Сука. — Актёр закурил, отвёл руку в сторону, когда мимо прошла женщина с ребёнком, — Почему?

И пошёл ещё быстрее. Ему внезапно захотелось совсем побежать. Может, так сказывалось тоже самое волнение? В таком состоянии человеку всегда нужно движение.

Метро — как отдельное испытание. Пересадка, томительное ожидание. Актёр постоянно хмурился, кусал губы, озирался по сторонам, всматривался в лица. Хмурые, уткнувшиеся в смартфоны и наушники. Ничего из ряда вон не выбивалось, кроме этого самого волнения.

«Что за чёрт? — нервно думал он, — Эй, тебе спокойно?»

«Не очень», — откликнулся Голос.

«Давление, наверное... — решил Актёр, — Кофе, иногда бывает, что подскакивает — тоже трясёт. Приеду домой, нужно будет измерить и выпить таблетку. У Дикого, вроде, было чем...»

И тут же запнулся об эту мысль, сильнее сжав поручень. Имя не приятно кольнуло под сердцем. Или правда кольнуло — физически? Актёр не понял.

К дому буквально летел. Вертел телефон в руках, силился позвонить кому-нибудь, чтобы успокоится. Просто слушать чей-то голос. Это походило уже на паническую атаку и Актёр этой мысли пугался. Главное добежать до спасительных стен, пока не хватануло конкретно. А там друзья — Герасим будет твердо смотреть в глаза, опустив руки на плечи, Изабель рядом, Алиса, Доктор... Последний будет заваривать чай — странно пахнущий, но успокаивающий лучше любых таблеток.

«Эй, дружище, спокойно, дыши ровно, — решил проявить неподдельную заботу Голос, — Всё хорошо, слышишь? Вспомни что-нибудь хорошее. Помнишь, как первый раз пошёл в театр? Тогда ещё мать была нормальной, улыбалась добро так и брат совсем маленький. Стены с колоннами — помнишь? Дыши, дыши...»

Актёр помнил. Восторг, почти щенячий. Уцепился за него, как утопающий за спасательный круг.

«Помнишь её духи? Сладкие, ими пахло её пальто. Брат сейчас в колледже... Вы смогли, вы вылезли..»

Голос и его собственные мысли путались, срывались. Актёр уже нервно смеялся, а дыхание спирало, тянуло болью. Физической болью.

«Всё-таки паническая» — с ужасом думал он, трясущимися руками прикладывая магнитный ключ к домофону и взлетая по ступенькам на подкашивающихся ногах. У самой двери, не дошёл четыре ступеньки, пошатнулся, схватился за перила и захрипел, сжав горло. Воздуха совсем не осталось, а желудок находился там же, где учёба в универе — в Аду. Его толи крутило, то ли просто жарило на раскалённой сковороде, а может быть и все вместе. Во рту пересохло.