Последняя глава

— Вон эти двое!

Бертельсен подал мысль пригласить их сюда и предложить им по стакану вина, и фрекен д'Эспар пошла позвать их. Фрекен д'Эспар такой человек, который сумеет сделать это. Компания ясно видела в окно, как изумились приглашению оба друга, видела, что они обменялись между собою несколькими словами, как будто один спрашивал другого, что он об этом думает; а фрекен д'Эспар стояла там, склонив голову, и улыбалась. Наконец, они пришли все трое.

Гостей усадили, подали им вина, предложили сигар, пододвинули к ним ближе пепельницу; но гости со своей стороны ничем не проявили себя, то есть — решительно ничем. Бертельсен, наверное, ждал развлечения от Самоубийцы, какого-нибудь особенного разговора, какого-нибудь проявления расстройства его рассудка, — но нет. Приятель его, Антон Мосс, чувствовал себя, казалось, скверно в таком воспитанном обществе, старался спрятать тряпки на своих пальцах, мрачно смотрел и опрокинул свой стакан.

— Это ничего! — сказала фрекен д'Эспар.

Все были доброжелательны к ним, и не меньше других ректор; он спросил, чтобы завести разговор:

— Вы, господа, с воздуха пришли, не попадались вам там на глаза мои мальчуганы?

— Да, — ответил Самоубийца, — они пошли ловить рыбу.

— Ну, конечно! А эти горные воды такие коварные и опасные, — по крайней мере я так всегда слышал. Я запретил мальчикам ходить туда. Они одни пошли?

— Нет, с ними был один человек, который назвал себя ленсманом. Молодой человек.

— Ну, конечно, они со всякими дружбу водят. Бертельсен спросил тут:

— Ленсман? Что тут нужно высокому представителю полиции?

— Он нас спросил, кто тут живет, и я, и мой товарищ всех ему перечислили.

Господин Флеминг вдруг как-то резко вздохнул и в то же время нагнулся и стал что-то делать под столом со своими башмаками.

— Нет, на этот раз ничего, — сказал он фрекен д'Эспар. Она наверное испугалась, что у него опять кровь пошла.

Но между тем все же было что-то такое; господину Флемингу было нехорошо, его улыбка стала какая-то растерянная, и он погрузился с этого мгновения в полнейшее безмолвие. Фрекен д'Эспар, чтобы оживить его, сказала бодрым тоном:

— Ну, господин ректор, если при ваших мальчиках состоит полиция, вы несомненно можете быть совершенно спокойны!

— Нет, я неспокоен, — настойчиво повторил ректор. Он встал, поблагодарил компанию и добавил, что он запретил им это, строжайшим образом запретил!

— Как он строг со своими мальчиками! — заметил Бертельсен, когда ректор вышел.

— Это неудивительно, — ответила фрекен д'Эспар. — Он, видимо, примерный отец.

— Великий человек! — заявил Бертельсен, стараясь выразиться сильнее ее. — Сколько он учился! Сколько он знает!

Господин Флеминг поднялся; оба приятеля приняли это, видимо, за сигнал и тоже встали, поблагодарили и ушли. Нет, они не приобретение для общественной жизни, эти двое. Что за человек Самоубийца? Наступила ли у него перемена, легкое безумие, припадок ярости? Или он все сидит вот так, погруженный сам в себя, как какая-то редкостная, очаровательная певчая птица? Приятель его гораздо симпатичнее, но просто стыд и срам, как этот человек выглядит, весь в ранах и нарывах. Бертельсен сказал, что и шепотом не может высказать свое предположение о том, что может быть за болезнь у Антона Мосса. Веки у него слипаются, рот скривился.

— До свиданья, — сказал господин Флеминг, и вышел. Фрекен д'Эспар пошла за ним следом. Она нашла господина Флеминга — он ждал ее, она опять стала ему необходима, в высшей степени необходима, он не мог обойтись без нее, он нуждался в ее уходе. Несомненно, что-то было тут. Господин Флеминг был видимо беспокоен, он — всегда державшийся изящно, граф — имел теперь совершенно другой вид и крайне нуждался в ободрении.

Они поднялись по лестнице и вошли в комнату господина Флеминга; он сказал:

— Ничего особенного, худой только день сегодня.

— Вы все еще не окрепли, как следует, — сказала она, оправдывая его.

— Нет. — И господин Флеминг нервно схватился за карман на груди и сказал: — Видите ли, на случай, если что-нибудь случится, что бы то ни было, никогда нельзя знать…

— Вам надо только опять стать здоровым и бодрым.

— Дело не в том, что я умру. Хотя и это тоже. Вы можете себе представить, как я мало расположен умирать! Я готов был бы в рабство пойти, чтобы только сохранить жизнь, я мог бы убить, чтобы сохранить жизнь. Но теперь дело не в том. То есть, оно в том. Я говорю несвязно, но оно так. Если меня вдруг посадят за решетку, я умру.

Несколько ошеломленная, она ответила:

— Но вас же не посадит никто. Что за ерунда!

— Я получил предупреждение там, внизу. Видите ли, дело в том, что у меня не только одни друзья, есть и враги, которые меня преследуют. Можно мне откровенно поговорить с вами?

— Да, — отвечает она, чувствуя себя на небесах, и улыбается.

Господин Флеминг не мог бы найти никого лучше, кому довериться. Фрекен д'Эспар не маленькая девочка, заблудившаяся в большом лесу и не могущая найти из него выхода, нет, нет. И она села.

— Я небезупречный человек, — говорит господин Флеминг и жалобно улыбается.