Последняя из древних

Струк развел большой костер в очаге. Дочь знала, что сначала нужно устранить опасность солнечного укуса. Она прошлась вдоль внешней границы лагеря и нашла большой холм земли, поросший свежей травой. Она копнула плоским камнем достаточно глубоко, чтобы найти кость пальца. Копнула еще раз и нашла кость руки. Форма холма и рыхлость земли подсказали ей, что здесь сестра похоронила тела, чтобы спрятать их от солнца.

Она раскопала могилу сбоку и нашла место для сестры. Кости было нелегко перенести. Каждый раз, когда она собирала часть тела, другая часть отваливалась. Пришлось сделать несколько ходок, чтобы поместить тело в мелкую могилу. Не попрощавшись с сестрой, она засыпала землей кости и остатки рыжих волос. На миг Дочь прижала палец к челюсти сестры, так что его кончик пришелся на щель от выпавших зубов.

Когда стемнело, огонь стал как будто другом. Теплое чувство, которое он вызывал на протяжении многих лет, успокаивало Дочь. Уставившись в пламя, она напрягла зрение, чтобы увидеть, как внутри танцуют и качаются семьи. Она показала фигуры Струку. Она знала, что он их не видит, но он все равно кивнул. Он сел рядом с ней, и она обняла его, а Дикий Кот прижался к нему с другого бока. Когда их три тела были рядом, она могла вообразить, будто тени – это семья, танцующая внутри огня. По крайней мере, там им всегда будет тепло и безопасно. Отныне, когда Дочь начинала тосковать по семье, как в эти мгновения и еще много раз после этого, она наклонялась, чтобы поддержать пламя. Тепло огня напоминало ей о тепле семьи, которое было не просто теплом тел – в нем было столько бьющихся сердец, слышащих ушей и еще дополнительные пары глаз, которые присматривали друг за другом. Именно так тело оставалось живым. Она должна была найти новый способ. Но в тот момент она могла только смотреть в огонь и вспоминать. Тепло.

22

Дочь сунула копье под мышку. Она ждала зубров на реке, пересекающей землю ее сестры, там, где вода растекалась широким мелким озерцом. Четкие следы копыт сохранились со времени весенней переправы. Здесь не было узкой лощины и гряды скал, которые бы заставляли зверей идти друг за другом, так что использовать ландшафт в своих интересах было невозможно. На таких переправах охотники должны собирать и загонять зверей. Это был опасный способ охоты, для него требовалось гораздо больше тел. Она точно знала, что это было одно из охотничьих угодий ее сестры. Та, наверное, уже охотилась здесь прошлой осенью вместе со своей новой семьей. Осознание того, что она следует по стопам сестры, утешало Дочь и позволяло двигаться вперед. Она должна была каким-то образом добыть мясо на зиму. Чтобы так долго кормить взрослого, требовался хотя бы один крупный зубр.

Дочь наблюдала. Охота требовала ожидания. Она тщательно принюхалась и осмотрела все следы вокруг лагеря, но они сбивали с толку. Следов было так много, что они только петляли и не указывали определенного направления. Трудно было понять, когда тела, которым принадлежали следы, смогут вернуться и вернутся ли вообще. Но они со Струком жили в лагере сестры. Следы живых тел, отпечатки, обожженная скала, потертые орудия – все это как будто ободряло. Семья была здесь не так давно, а на земле Большой Матери не осталось ни одной живой семьи. Если она поведет туда Струка, трудный поход займет целую вечность и не обязательно даст им больше шансов. Туда точно никто не вернется, а сюда кто-нибудь, может быть, и придет. Она инстинктивно цеплялась за эту возможность, так же как замерзшее лицо поворачивается к солнцу. Дочь продолжала учить Струка выживать в это время года: она показала ему, как искать маленькие кусочки мяса и как собирать пищу, которая не была мясной. Она взяла его с собой на прогулку вдоль реки и по дороге пинала ногой упавшие стволы. После нескольких попыток она услышала шум и шорох, которого ждала. Она тут же опустилась на колени и приподняла бревно. Сунула ветку в дупло и, немного подождав, вытащила. Ветка кишела черными блестящими жуками. Она подняла ее, чтобы показать Струку, и он широко улыбнулся ей. На спинках жуков были маленькие пластинки, похожие на панцири черепах. Их усики скользили по палке, и они сновали, наталкиваясь друг на друга. Дочь обхватила палку губами и просунула в рот, слизывая черных насекомых. Потом с удовлетворенным хрустом раскусила панцири и начала жевать. Хотя жуки были приятными на вкус, они имели кислый привкус стыда. Она разгрызала тела падальщиков. И теперь сама стала такой.