Последняя из рода Тюдор

Агнес Хотри не особо добра ко мне, ведь за мое содержание ей никто не платит, а соседям, которые приходят к ней на Рождество, нельзя со мной видеться. От моего присутствия в доме нет никакой выгоды, даже показывать меня другим запрещено. Но раз я единственная, кому, кроме ее старой тетушки и кузины, можно поведать лондонские сплетни, Агнес пришла сюда, едва не лопаясь от желания поделиться с кем-нибудь.

– Я должна вам рассказать. Должна рассказать хоть кому-нибудь, только не говорите милорду и никому другому, что я обсуждала с вами королеву.

– Я не стану слушать никаких предательских речей, – спешу ответить ей. – Мне нельзя такое слушать.

– Никакого предательства, это общие сведения, – тараторит Агнес. – Лорд Роберт Дадли сделал королеве предложение, и она согласилась выйти за него на Сретение!

– Нет! – восклицаю я. – Вы наверняка ошиблись. Я готова поклясться, что она ни за кого не выйдет замуж, в том числе и за Дадли.

– Выйдет! Выйдет! Они поженятся на Сретение.

– От кого вы это услышали? – Я все еще настроена скептично.

– Это уже многим известно, – говорит она. – Сэр Уильям сам сказал мне, а еще я слышала от подруги, чья кузина служит герцогу Норфолку, который уверял, что свадьба не состоится, но теперь ничего не может поделать. О! – Ей вдруг приходит мысль. – А как же вы? Она освободит вас, если выйдет замуж?

– У нее и сейчас нет причин держать меня здесь. Вряд ли я могу соперничать с ней за внимание лорда Роберта. Однако действительно, если королева будет замужем и родит сына, зачем ей держать в заключении меня и мою сестру? Если она вступит в брак, то, возможно, разрешит и всем фрейлинам.

– Вот это будет свадьба! – радуется Агнес. – Конечно же, она помилует заключенных ради такого события.

– Сретение, – повторяю я, думая о Томасе, который лежит на сыром полу в тесной холодной камере и голодает. – До февраля еще долго.

Чекерс, Бакингемшир.

Весна 1566 года

Для меня в Чекерс не устраивают торжественный ужин на Рождество. Боюсь, так же безрадостно проводят время и моя сестра в Ингейтстоуне, и ее супруг в доме сэра Джона Мейсона в Лондоне. Может, хоть Тедди в Ханворте получит подарок от своей бабушки, например пряничного человечка, но он уже понимает, что обойдется без рождественского благословения от матери и отца. Моему мужу Томасу будет невыносимо холодно и голодно. Когда в январе становится морознее и идет снег, я представляю, как он выглядывает из крошечного окошка, надеясь поймать воробья, чтобы хоть немного перекусить. Наверное, он ловит и ест крыс. Сидит у маленького костерка из хвороста и пытается согреться, а ночью горбится в кровати. Как же это мучительно – не иметь возможности вытянуться во весь рост, сутулить плечи днем и подгибать ноги ночами.

Говорят, при дворе в Лондоне тоже живется не очень весело. Елизавета впала в отчаяние от зависти, когда получила весть из Эдинбурга о том, что ее соперница-королева и кузина ждет ребенка. Мария Стюарт и ее молодой супруг Генри, лорд Дарнли, готовы подарить Шотландии законного наследника и очередного претендента на престол Елизаветы. Пока сэр Уильям рассказывает мне об этом, я впервые за долгое время радуюсь тому, что далеко от двора. Боюсь предположить, как достанется фрейлинам, если у королевы Марии будет мальчик. Вот бы оказаться рядом с Катериной и услышать ее смех при мысли об этом. Не успевает Елизавета отрицать наследников, как появляются новые. Было бы смешно, если бы не было так грустно.

Роберт Дадли по-прежнему уверен в том, что Елизавета сдержит данное слово и выйдет за него, однако проходит январь, наступает Сретение, а она не дает своего согласия. Не знаю, какую убедительную отговорку или обещание королева придумывает на этот раз, но ее капеллан в проповеди объявляет, что Сретение больше не существует и считается ересью, так что, вероятно, день обручения Роберта исчезает вместе со старой традицией.

Легковозбудимое чувство соперничества Елизаветы превращается в страх, когда Мария объявляет себя законной королевой Англии. Вопрос о наследнике вдруг отпадает сам собой, ведь Мария называет Елизавету узурпатором. Ее поддерживает новый папа Пий V, в результате чего вся Европа ополчается против Елизаветы. Испанцы оказывают ей содействие из-за веры, французы – по семейным причинам, да и половина Англии выступит за Марию, если она перей-дет границу во главе католической армии. Она может пойти священной войной в самое сердце Англии и завоевать трон законно, с благословением католической церкви. На полчаса меня выпускают прогуляться по замерзшему саду, и, естественно, я размышляю лишь о том, что наши с Катериной проступки кажутся куда менее значительными по сравнению с объявлением королевой Марией войны. При этом я понимаю, что Елизавета будет в ужасе от зависти и не сможет думать ни о чем другом. Она не станет говорить ни о чем другом и ни над кем не сжалится.