Последняя из рода Тюдор

Замок Гримсторп, Линкольншир.

Рождество 1568 года

В Гримсторпе стоит ясный и холодный день, бабушку вызвали ко двору, поэтому в ее отсутствие я отмечаю Рождество с остальными домочадцами в спокойной обстановке. Мне разрешается гулять в садах, спускаться к конюшням и обходить внутренний двор прекрасного замка, но когда выпадает снег, засыпая дорожки сугробами, далеко не уйдешь. Снежный плен меня не пугает, ведь потом настанет оттепель.

Бабушка присылает одно письмо с рождественским подарком – золотой чашей – и сообщает новости. Делает это она осторожно, чтобы ни один шпион не заподозрил нас в сговоре. «У меня хорошие вести о Неде Сеймуре, графе Хартфорде, – пишет Кэтрин, избегая упоминания того, что он приходится мне зятем. – Его выпустили из заключения, и теперь он вправе свободно жить в своем доме Вулф-холл в Уилтшире. Его сыновья Тедди и Томас остаются с бабушкой в Ханворте, но могут писать отцу, а также отправлять послания тебе и получать ответ. Уверена, это известие принесет большую радость».

Я прерываю чтение и думаю о маленьких племянниках, детях Катерины, и об их отце, по-прежнему разлученном с сыновьями. Теперь они хотя бы смогут писать друг другу. Елизавета действительно превратилась в чудовищно властную королеву. Мы находимся лишь там, где она позволит.

Бабушка ясно дает понять, что расследование, которое должно было выявить предательство злобного брата Марии, королевы Шотландской, взяло совершенно новый курс. Лорд Морей предоставил шкатулку с письмами, доказывающими, что королева убила мужа и была любовницей Ботвелла. Теперь судят уже не брата-изменника, а саму Марию, хотя Елизавета клялась, что такого никогда не случится.

«Похоже, не все послания написаны ее почерком, – тактично разъясняет Кэтрин, – поэтому некоторые сомневаются, что их на самом деле составляла она».

Я вполне в этом уверена. Представляю, как агенты Уильяма Сесила вырезают и копируют письма, будто дети, послушно склонившиеся над учебниками. В любом случае Елизавете не хватает смелости прийти к определенному выводу, и новый год мы с шотландской королевой встречаем каждая в своей тюрьме, надеясь к весне увидеть свободу: я в Гримсторпе, она в замке Болтон, одетая в пышные наряды, которые по ее настоянию прислали из Лохливена.

Мария не просто надеется, а пишет королю Испании Филиппу II, заявляя, что Елизавета держит ее взаперти без какой-либо причины. Возможно, так она добьется освобождения, а вот неприязнь со стороны Уильяма Сесила и всех протестантов ей точно обеспечена. В отличие от Марии, мне некому написать. Моя единственная высокопоставленная родственница – Елизавета, она же мой единственный враг.

Замок Гримсторп, Линкольншир.

Весна 1569 года

С трудом верится, но действительно наступила весна, земля вырвалась из зимнего плена, вдоль дорог побежали ручьи, и нас с кузиной Марией, королевой Шотландии, освобождают. Я стану свободна в то время года, которое всегда взывало ко мне пением птиц. Мария вернется в Шотландию и займет свой трон. Расследование потерпело крах, а Елизавета не может держать кузину в заточении без надлежащей причины. Она даже не собирается держать под арестом меня, а я не просила помощи у Филиппа II и королей-католиков. Кажется, Елизавета осознала весь ужас своих поступков, поняла, по какой тропе идет. Докажи она виновность Марии, ее пришлось бы казнить. Да и мое бесконечное заключение – чем не смертный приговор? Переменчивая, опасливая Елизавета прекращает жестоко подавлять своих наследников и отпускает нас в надежде на то, что и Мария в Эдинбурге, и я в далекой глуши будем беспокоить ее меньше, чем будучи в плену.

– Тебя отправляют к сэру Томасу Грешему, – сообщает бабушка. – Я буду скучать по тебе, моя дорогая, но меня радует то, что ты переедешь в Лондон и сможешь вернуться на прежнее место, если при дворе понадобится фрейлина.

– Она думает, я снова стану служить ей? – не веря своим ушам, спрашиваю я.

Кэтрин смеется.

– Станешь. Это лучший способ показать, что ты не представляешь для нее угрозы, что ты не соперница. Не забывай, ее собственная сестра заключила Елизавету под стражу, а затем вызвала ко двору. Она считает, что может проделать то же самое с тобой.

– Но меня ведь освободят?

– Конечно, освободят.

Я беру ее за руки.

– Никогда не забуду, что вы меня приняли.

– Пустяки. Помни, что я приняла еще и чертову обезьянку, – усмехается бабушка.

Грешем-Хаус, Бишопсгейт, Лондон.

Лето 1569 года

Я еду верхом в Лондон через богатейшие земли Англии. По каждую сторону тропы – свежескошенные луга, запах сена кружит голову. На холмах за полями овцы пасутся вместе со своими толстыми ягнятами под беспечным присмотром юных пастухов. На заливных лугах у реки щиплют густую траву коровы, и когда мы проезжаем мимо них вечером, то видим, как девочки несут ведра на коромысле и табуреты для доения.