Последняя камелия

Прежде чем он вылез из машины, с тротуара нам помахала рукой хорошенькая женщина примерно моего возраста. Ее кремовое платье облегало тело, подчеркивая фигуру. Женщина подошла к машине, улыбаясь, словно они с лордом Ливингстоном старые друзья. Он опустил стекло и посмотрел на нее довольно холодно.

– Здравствуй, Тереза.

Мистер Хэмфри наблюдал за ними в зеркало.

– Зайдете сегодня, лорд Ливингстон? – спросила она с улыбкой, но тут заметила меня. – Ой, извините. Я не знала, что вы не один.

Лорд Ливингстон неохотно обернулся ко мне:

– Мисс Льюис, это Тереза Мюллер. Тереза работает в ресторане на этой улице.

– Ну, я пошла, – сказала она и, бросив на него последний взгляд, направилась по тротуару.

– Извини, – произнес он.

Мистер Хэмфри прокашлялся и добавил:

– Его светлость в городе вроде как знаменитость – все его знают.

– Ну, мне пора, – сказал лорд Ливингстон. – Я опоздаю на поезд. – Он протянул руку к своей сумке, потом задержался и снова взглянул на меня. – Мисс Льюис, я хотел сказать… – Он посмотрел мне в глаза. – Видите ли… – Он потер лоб. – Я так сожалею о том эпизоде с монетой.

– Все в порядке, – успокоила его я.

Его лицо разгладилось.

– Надеюсь, вы сможете простить меня.

Я кивнула.

Он вылез, и мистер Хэмфри, который уже обежал машину, чтобы открыть дверь, попрощался с ним.

– Счастливого пути, милорд.

– Спасибо, Хэмфри. – Он оглянулся на тротуар, где раньше стояла мисс Мюллер. – Проследи, чтобы сегодня с мисс Льюис ничего не случилось.

– Будет сделано, сэр.

Вечером в мою дверь постучала миссис Диллоуэй.

– Как провели время?

– Спасибо, хорошо, – ответила я, вспоминая свой день в городке. Я прошла до площади и купила мешочек арахиса, а потом устроилась на скамейке и смотрела, как у фонтана резвятся дети. Потом я зашла в кафе, заказала чашечку кофе и, сидя на мягком стуле, наконец-то дочитала «Годы». – Я бы хотела пожелать детям спокойной ночи, но они, пожалуй, уже спят.

– Да, – сказала миссис Диллоуэй, заходя в комнату и закрывая за собой дверь. – Не возражаете, если мы немного поговорим с глазу на глаз?

– Конечно, пожалуйста. А в чем дело? Что-то не так? Джени не простудилась? Вчера она шмыгала носом, и я беспокоилась…

– С Джени все в порядке. Вы очень добры к ним. Может быть, даже слишком. Вот об этом я и хочу с вами поговорить.

– Не понимаю.

– Мисс Льюис, – сказала домоправительница, – такие няни, как вы, не остаются навсегда. И вы не сможете. У вас вся жизнь впереди. Замужество. Собственные дети.

– Да, когда-нибудь, но…

– Но вы не останетесь навсегда в этом доме, верно?

– Не останусь.

– То-то и оно. Просто я думаю о детях, вот и все. Думаю о том, как они воспримут это известие, если окажется, что ваши намерения… – Она помолчала, словно подыскивая правильное слово. – Не такие, как предполагалось.

У меня мурашки пробежали по коже. На что она намекает?

– Простите, я не совсем понимаю вас.

– Я лишь говорю, что, если вы по какой-либо причине решите покинуть поместье, дайте им время привыкнуть к этой мысли, – объяснила она. – Их мать ушла из жизни внезапно, и потом няни одна за другой появлялись и уходили. Мне было бы невыносимо видеть, что после всего пережитого они вдруг потеряют и вас.

Я кивнула:

– Вы любите их, правда, миссис Диллоуэй?

– Полагаю, что да, – ответила она, глядя на часы на стене. – Ну, уже поздно, почти полдесятого. Я обещала миссис Марден, что до того, как лечь спать, положу мясо мариноваться. Она любит поливать его жиром за целых двенадцать часов до обеда. – Миссис Диллоуэй улыбнулась и повернулась, чтобы уйти. – Спокойной ночи, мисс Льюис.

– Спокойной ночи, – ответила я.

Когда она ушла, я подумала о выбранной ею одинокой жизни и, положив голову на подушку, вздохнула. Миссис Диллоуэй была права. Кто-то должен присматривать за этими несчастными детьми. Эббот уже на пороге взросления, но по-прежнему остается хрупким и чувствительным. Хорошо бы отец уделял им побольше внимания. А Николас, милый Николас, с красивым личиком, своими черными, как вороново крыло, волосами и дерзкой улыбкой, хочет только одного – чтобы его не замечали. Проблемы Кэтрин казались глубже, и я не могла их понять, а мне хотелось помочь ей. Джени была слишком мала, чтобы помнить мать, и это одно могло уберечь ее от сердечных ран, пережитых остальными детьми – их ноша была так тяжела, что горе иногда отражалось в их глазах и отпечатывалось на лицах. И Десмонд. Десмонд. Вернется ли он? Когда?

Их отец – весьма сложный человек. Когда я только приехала, он казался суровым и расчетливым, но теперь смягчился ко мне, чего я не ожидала. Как бы сделать так, чтобы он проявил эту теплоту к своим детям? Как дать ему понять, насколько дети нуждаются в этом? Я зевнула и взяла еще одно шерстяное одеяло с изножья кровати. В этом большом доме ночью всегда было холодно.

Миссис Диллоуэй была права. Я не останусь тут насовсем, но я максимально использую оставшееся время. Из головы не выходило письмо от мистера Прайса. Времени оставалось немного. Нужно отыскать камелию, иначе будет беда.