Последняя королева

Архиепископ покраснел. Филипп подошел к отцу, пожал ему руку как равному и расцеловал в обе щеки. Приняв его французское приветствие с кривой усмешкой, отец щелкнул пальцами, не глядя на Безансона:

– Мессир архиепископ, если не возражаете, я бы хотел поговорить с моим зятем наедине.

– Да, идите, – добавил Филипп, почувствовавший возникшую между ними напряженность. – Поговорим после.

Безансон вышел, тяжело пыхтя и шурша складками мантии.

– Прошу прощения, ваше величество, – учтиво произнес Филипп по-французски. – Знай я заранее о вашем приезде, я бы подготовился лучше.

– Он не говорит по-испански? – Отец повернулся ко мне. – Что ж, придется тебе переводить, madrecita. Как ты знаешь, мой французский ужасен.

На самом деле его французский был превосходен, но я облегченно вздохнула, поняв, что их беседа началась вполне дружелюбно. Хотя я и ощутила некоторую напряженность, когда речь зашла о нашем визите во Францию, отец подмигнул мне, намекая, что ему известно о моей роли в происшедшем. Расспрашивать Филиппа он не стал, лишь дружески обнял моего мужа и велел ему немного поспать, поскольку утром нам нужно было рано вставать, чтобы отправиться в Толедо на встречу с моей матерью и ее двором.

– Закрой дверь, madrecita.

Я заметила, как нервно дрогнуло веко его левого глаза, – так случалось всегда, когда он беспокоился или злился.

– Филипп наверняка смущен. Он так надеялся произвести на тебя впечатление, даже велел сшить себе для этого случая новый костюм из парчи.

– Он сможет надеть его и завтра. – Отец посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом.

– Папа, – тихо сказала я, – я знаю, как ты недоволен. Вся ответственность за случившееся лежит на мне. Того, что произошло во Франции, вообще не должно было быть.

– Да, не должно. Но я не виню тебя за прегрешения твоего мужа и Безансона.

Его упрек обжег меня своей прямотой, как часто бывало в детстве, когда я была готова на что угодно, лишь бы заслужить его похвалу.

– Филипп откажется от этого союза. Обещаю тебе, папа. Ему просто нужно понять, насколько это опасно для Испании. Он вовсе не желает нам зла и думает лишь о выгоде. К тому же я лично встречалась с Луи: он даже птицу уговорит полезть к змее в пасть.

Отец сухо усмехнулся:

– Очень похоже на Валуа. – Он немного помолчал. – Наверное, ты очень любишь Филиппа, раз так его защищаешь?

– Да, люблю, – тихо ответила я.

– Помню, когда-то ты говорила, что он для тебя ничего не значит. Твоя мать права: как быстро бежит время! Я уже старик, а моя любимая дочь – жена и мать.

Он грустно улыбнулся, потупив взгляд. Внезапно мне показалось, будто свойственная отцу жизнерадостность покинула его навсегда.

– Жаль, что ты не смогла взять с собой детей. Мы с Изабеллой очень хотели с ними увидеться, особенно с вашим сыном Карлом.

Я потянулась к отцу:

– Папа, мне так жаль Хуана, и Исабель, и маленького Мигеля! Я все бы отдала, лишь бы они были с нами.

Отец поднял взгляд, и я увидела в его глазах то, чего никогда не видела прежде, – слезы.

– Хуана, это ужасно – хоронить собственных детей. Молюсь, чтобы тебе никогда не пришлось пережить того же. Мария теперь в Португалии, Каталина в Англии… – Он прикусил губу. – Но ты здесь. – Он выпрямился и глубоко вздохнул. – Да, теперь ты дома, где тебе и место.

Я обняла отца, и он прижался ко мне почти как ребенок.

Глава 15

Толедо встретил нас белизной домов, выстроившихся вдоль извилистых улочек, и золотом мавританских дворцов, сиявших в лучах утреннего солнца. Крепостные стены были украшены разноцветными шелковыми флагами, с чугунных балконов свисали гирлянды, вымпелы и дорогие гобелены. Над долиной реки Тахо разносился звон колоколов собора. Под приветственные возгласы собравшихся по обочинам мы поднялись в гору по мощеной улице и спешились перед casa real, который служил временным пристанищем моей матери.

После яркого солнца, столь непохожего на солнце Фландрии, я смогла различить в главном зале лишь темную женскую фигуру у подножия возвышения. Отец вышел вперед в сопровождении вельмож. Когда приблизились мы с Филиппом, перед нами в почтительном реверансе присели пожилая маркиза де Мойя и внебрачная дочь отца – Иоанна Арагонская, жена кастильского коннетабля.

Сердце мое забилось сильнее. Остановившись на положенном расстоянии, мы с Филиппом опустились на колени. Послышался шорох юбок, и низкий голос произнес:

– Добро пожаловать, дети мои. Встаньте. Дайте мне на вас взглянуть.

Я встала – и тут же застыла. Не знай я, что передо мной моя мать, я бы ее не узнала.

Когда я ее видела в последний раз, она была крепкой и все еще привлекательной, пусть уже и немолодой женщиной. Я предполагала, что годы и пережитое горе вполне могли взять свое, но никак не ожидала увидеть хрупкую фигуру, худобу которой подчеркивало черное шерстяное платье – траур, который она носила со дня смерти моего брата. Под землистой кожей резко выступали скулы. Прежними остались лишь ярко блестевшие глаза, словно в них сосредоточилась вся ее жизненная сила, пытаясь задержать неумолимо уходящее время.

– Мама, – невольно прошептала я.