Последняя королева

Слова ее резанули меня, будто острое лезвие. Я поднесла ладонь к горлу, уставившись матери в лицо. Наклонившись, она сжала мою руку, и у меня вырвался судорожный вздох. Ее костлявые пальцы, покрытые мозолями от многих лет верховой езды, оставались по-прежнему крепкими. Казалось, лишь они хранили воспоминания о ее былой силе, хоть от их прикосновения и веяло холодом.

– Какую бы боль он тебе ни причинил, какие бы сомнения ни зародил в твоей душе – их следует отбросить. Мне нужна твоя сила. Она нужна Испании. Страна потребует от тебя всего, что ты можешь дать, Хуана, и даже большего. Ты должна доказать, что сможешь править после моей смерти.

Реальность ближайшего будущего обрушилась на меня тяжким ударом. Я не могла представить Испанию без матери – в моем понимании они были неразрывно связаны, словно дитя с утробой. На мгновение захотелось убежать как можно дальше.

– Мама, нет, – с трудом сдерживая дрожь в голосе, пробормотала я. – Не говори так. Ты просто больна, только и всего. Ты не умрешь.

– Умру, а как же, – сухо усмехнулась она. – С чего ты решила, что я, простое вместилище праха, не отправлюсь туда же, куда и все? Вот почему для нас так важно время, которое еще осталось.

Она отпустила мою руку, и я почувствовала, что силы оставляют ее.

– Услышав о случившемся во Франции, я опасалась худшего. Когда этот архиепископ Безансон впервые явился сюда и начал торговаться, будто в лавке, я сразу же поняла, что представляет собой наставник твоего мужа. Вряд ли союз с Францией меня удивил: дураку понятно, что Безансон готов играть на любой стороне ради собственной выгоды. Но ты, дочь моя, – ты меня удивила. Ты проявила поразительную убежденность и силу перед французским двором, подтвердив свое королевское происхождение. Твой муж, однако, показал, что годится лишь на роль правителя своего мелкого герцогства во Фландрии. Он слаб и слишком легко поддается чужому влиянию. У него характер придворного, а не короля; ему не понять, что выше всех богатств, тщеславия или удовольствий, выше, если потребуется, самой жизни должны стоять интересы короны.

Мне тяжко было это слышать. Недвусмысленные слова матери врезались мне в душу, вызывая безотчетную тревогу.

– Ты его не знаешь, – тихо сказала я. – Да, у него есть свои недостатки, как и у любого другого, но, мама, он не такой уж плохой человек.

– Прежде всего – плохих людей нет. – Она наклонила голову. – Но доброта часто проигрывает тщеславию. И ничто не может изменить того факта, что он решил обручить своего сына и наследника – который станет следующим в очереди на престол после тебя – с дочерью Луи Французского. Не говоря уже о том, что он позволяет командовать собой Безансону, человеку, который недостоин носить мантию священнослужителя. – (Слова матери в очередной раз достигли цели, но я продолжала смотреть ей прямо в глаза.) – Но однажды он станет твоим королем-консортом, как Фернандо стал моим. Мы должны быть уверены, что последнее слово всегда останется за тобой. Правь, как правлю я и как буду продолжать править до последнего вздоха.

Глаза ее вспыхнули, и я вдруг поняла, что она хочет от меня чего-то еще, такого, чего могу добиться только я. Именно потому она и позвала меня, а вовсе не затем, чтобы сделать выговор Филиппу.

– Французская помолвка. Ты хочешь, чтобы я убедила Филиппа ее отменить?

Мать покачала головой:

– Оставь это нам с отцом. От тебя же мне требуется, чтобы ты уговорила его оставаться в Испании как можно дольше. Его обычаи и соображения слишком чужды нам. Нужно разлучить его с Безансоном, научить мыслить и действовать, как подобает испанскому принцу. Лишь тогда его признают наши гранды и кортесы.

Меня удивило, насколько она успела узнать моего мужа всего за неделю. Мне понадобились годы, чтобы понять, насколько он зависим от архиепископа, и меня не оставляли размышления о том, как его воспримут на моей родине и как будет выглядеть в угрюмых глазах Кастилии его легкомысленная отвага, казавшаяся мне столь необычной.

– Хорошо, – тихо сказала я. – Что я должна делать?

– Не стану тебе лгать. Впереди ждет нелегкий путь. Многие здесь предпочли бы объявить наследником твоего сына Карла, а тебя – королевой-регентшей до его совершеннолетия. Кортесы, знать, народ не станут доверять королю-чужеземцу. Пока, однако, мы с отцом откладываем собрание кортесов и утверждение каких-либо титулов. Имей в виду – откладывать бесконечно не получится. Но возможность пока остается. – Голос ее стал ниже. – Власть, которую я тебе предлагаю, ставит тебя выше твоего мужа. Ты будешь королевой Кастилии и Арагона, и на твою голову лягут наши объединенные короны. Филипп не должен обладать подобной властью, а ты не должна ее ему давать. Кортесам и знати нужен монарх, которого будут бояться и уважать. Я много лет добивалась расположения первых и подавляла алчность вторых. Вот почему мне нужно знать, готова ли ты к тому, что от тебя требуется. Если нет – все мои попытки уговорить твоего мужа лишены смысла.

Наступила глубокая тишина. Наконец я спросила:

– Думаешь… думаешь, я смогу править как королева?