Последняя королева

Вернувшись в наши покои, я обнаружила Филиппа в одной рубашке. Разорванный камзол валялся на полу. Увидев выражение моего лица, он осушил кубок и направился прямо к буфету. Схватив графин, он вновь наполнил кубок вином и сделал глоток, но тут же отшвырнул кубок, разбрызгивая вино изо рта.

– Уксус! Чистый уксус! Во имя Христа, в этой преисподней даже вино прокисает! – Он подошел к окну и рывком распахнул его. – И жара просто невыносимая. – Он развернулся ко мне. – В полночь такой же зной, как и в полдень.

– Ничего удивительного – начинается лето. – Я встретилась с ним взглядом, потом закрыла дверь. – Когда ты собирался мне все рассказать? Или не собирался вообще?

– Лучше не начинай. – Филипп зловеще прищурился. – Хватит с меня и того, что твердили испанцы. Каждый проклятый час на охоте, каждый час по пути назад, каждую минуту – все одно и то же. «Вы должны отречься от союза с Францией», – издевательски проговорил он. – «Испания никогда этого не позволит». Будь проклят твой отец и будь проклята Испания! Я уже сыт по горло, как и Безансон. Пора твоим родителям понять, что я не какой-то глупый мальчишка, которым можно вертеть как угодно!

– Мне плевать на Безансона, – заявила я. – Прошло несколько недель, но ты ничего мне не сказал. Я предупреждала, что французской помолвке никто здесь не обрадуется, но ты не слушал. В итоге ты умудрился поругаться с моими родителями, когда они охвачены горем…

– А они когда-нибудь бывают не охвачены горем? – язвительно рассмеялся Филипп. – Похоже, смерть обожает их общество. – Он начал загибать пальцы. – Так, смотрим: сперва первый муж твоей сестры Исабель ломает себе шею, упав с лошади. Затем умирает твой брат после короткого союза с моей сестрой, а за ним Исабель, ее маленький сын, а теперь муж твоей сестры Каталины. Такое чувство, будто союз с домом Трастамара несет гибель любому.

Я в гневе шагнула к нему:

– Тебе столь безразлична моя семья, что ты смеешь насмехаться?

– Я говорю правду. Мы, Габсбурги, предпочитаем не прятаться за ложным благочестием и сдержанностью.

– Это ты говоришь правду? – недоверчиво переспросила я. – Ты вместе с Безансоном замышлял за моей спиной помолвку моего сына и все это время преднамеренно меня обманывал. Ты потребовал от моих родителей объявить тебя наследником престола, хотя прекрасно знаешь, что это не в их власти и их кортесы никогда такого не позволят. Если это и есть честность Габсбургов – молю Бога, чтобы Он избавил нас от их вероломства.

Филипп замер, губы его дрогнули. Я сама не ожидала, что выскажу ему такое, но поняла, что нисколько не сожалею о своих словах. Я тоже была сыта по горло. Неужели он думал, будто я останусь в стороне, пока он глумится над моими родителями, превращая нашу жизнь в кошмар?

– Вероломство? – бросил он. – Это как раз то, что замышляешь ты вместе с их католическими величествами! Все разговоры о том, будто мы приехали получить полномочия от их кортесов, – ложь. Твоя мать вовсе не собирается объявлять тебя наследницей, а тем более позволять тебе править после ее смерти. Ей нужен принц, из которого она могла бы вылепить что угодно. И потому она откладывает наделение нас титулами, безнадежно полагая, что нам наконец надоест и мы пошлем за нашим сыном.

Я попятилась.

– Это… это неправда, – пробормотала я, чувствуя, как по коже бегут мурашки.

– Неправда? Тогда, может, объяснишь, почему твой отец, изводя меня своими требованиями отвергнуть Францию, недвусмысленно спросил, готов ли я к тому, чтобы нашего сына объявили инфантом? – Он усмехнулся в ответ на мое ошеломленное молчание. – Так я и думал. Объяснить ты не можешь, поскольку знаешь, что это правда, и знала с самого начала. Ты ведь всегда была с ними заодно, хотя я твой муж, которому ты должна быть предана без остатка! Ты полагаешь, будто сможешь изводить меня до тех пор, пока я не сделаю все, о чем они просят. Что ж, этому не бывать. Последняя их надежда на мировое господство умерла в Англии. К кому им теперь обратиться, а? Кто спасет их драгоценную Испанию?

Я смотрела на его охваченное яростью лицо, не в силах узнать в нем прежнего Филиппа. Его чудовищные обвинения проникали в мою душу, словно медленнодействующий яд.

– Я! – Он ткнул себя пальцем в грудь. – Я – единственный, к кому они могут обратиться. Только я теперь способен спасти Испанию. Моя кровь – их будущее. Твоя мать может до посинения произносить напыщенные речи, но она знает, насколько местная знать презирает твоего отца. Они только и ждут ее смерти, подобно воронам, чтобы накинуться на Фернандо Арагонского и растерзать в клочья. Она знает, что они никогда больше не потерпят, чтобы ими правила женщина. Без меня погибнет все, за что она сражалась. – Он хищно осклабился. – Иди расскажи ей, какой я неблагодарный мошенник. Заодно посоветуй быть поосмотрительнее. Скажи ей, что, если она начнет испытывать мое терпение, я без сожаления покину эту проклятую страну. И делайте тогда с ней что хотите!

Филипп вышел, громко хлопнув дверью. Я закрыла лицо руками и разрыдалась.

Глава 16