Последняя королева

Хотя я с детства не питала любви к крепостям, старый замок идеально подходил для того, чтобы наилучшим образом пережить еще одно знойное лето. Вскоре мне стали хорошо знакомы извилистые коридоры и тесные лестницы замка на высокогорных равнинах Кастилии среди обширных пшеничных полей. Толстые каменные стены хранили прохладу, несмотря на жару. Время шло незаметно. Я занималась сыном и повседневными делами, которые прерывали лишь визиты матери и поездки в ближайший город Медина-дель-Кампо, где мы с Беатрис торговались на рынке за отрезы венецианской шелковой парчи. Несмотря на все наши попытки перехитрить торговцев, мы постоянно переплачивали, но возвращались в Ла-Моту довольные, словно сороки с добычей в гнездо, и тут же принимались шить новые платья.

Но по мере приближения осени росло и мое беспокойство. Мать написала, что сессия кортесов завершилась и она приедет ко мне из Толедо, как только соберется. Меня охватили тягостные мысли. Я пробыла в Испании почти два года, но так и не получила ответа от Филиппа. Казалось, будто мое прошлое стало иллюзией, чьей-то чужой жизнью. Я тревожилась, что другие дети меня забудут, что мы с мужем стали чужими друг другу. Мне хотелось оставить былые обиды позади, вернуть прежние времена нашей совместной жизни, полные страсти и веселья несмотря ни на что.

По мере того как укорачивались дни и долгие летние закаты сменялись внезапными осенними сумерками, я все чаще выходила на стены замка. Глядя на горизонт, я не могла представить, что смогу провести в Испании еще одну зиму. Боль в моем сердце, которую я пыталась заглушить любовью к сыну и чувством долга перед страной, стала нестерпимой. Кортесы так и не позвали меня к себе. Какое бы решение они ни приняли, моего присутствия им не требовалось. Чего я ждала? Почему все еще медлила?

В душе я понимала, что пришло время уезжать. Мой сын был еще младенцем, но я могла отправиться более коротким морским путем. На хорошо оборудованном галеоне мы будем в безопасности. Спускаясь в свои покои, я ощутила внезапную грусть, поняв, что стану тосковать по Испании. Я понятия не имела, чего ожидать по возвращении домой, учитывая разлад между мной и Филиппом.

Но ехать нужно было в любом случае. Сев за стол, я написала матери в Толедо.

* * *

Неделю спустя дверь в мои покои открылась и вошел архиепископ Сиснерос.

Мы с ним практически не общались. Когда я приехала, он отсутствовал, подавляя мавританское восстание, а затем, когда нам пожаловали титулы, выразил явное недовольство моим мужем. Я держалась от него подальше, что оказалось достаточно легко, – он жил не при дворе, но в своей толедской епархии, где служил моей матери и кортесам в роли главного прелата Кастилии.

Его внезапное появление в Ла-Моте оказалось полной неожиданностью как для меня, так и для фрейлин. С его похожего на череп лица смотрели черные как уголь глаза фанатика. Женщины замерли, держа в охапках белье, детали платьев и прочие предметы, – мы воспользовались унылой погодой и дневным сном Фернандито, чтобы разобрать мои вещи, решить, что мне взять с собой, а что оставить. Несмотря на порядок в королевском хозяйстве, вещей неизбежно накапливалось больше, чем предполагалось.

Сиснерос шагнул вперед – как всегда, одетый в коричневую шерстяную монашескую мантию и сандалии на босу ногу – и окинул нас пронизывающим взглядом:

– Могу я поинтересоваться, чем вы занимаетесь, ваше высочество?

– Разбираю вещи. Их накопилось больше, чем может вместить галеон, а учитывая состояние казны, вряд ли ее величество моя мать согласится предоставить целую армаду, чтобы отвезти меня домой.

Сиснерос махнул рукой, давая женщинам знак выйти. Я стиснула зубы, с трудом сдерживая желание напомнить ему, кто я такая. Беатрис тревожно взглянула на меня, закрывая дверь.

Мы с архиепископом повернулись друг к другу. Я сразу же почувствовала его ярость, вставшую между нами подобно стене.

– Прошу прощения, ваше высочество, но ваше решение уехать было принято слишком поспешно.

– Почему? – возразила я. – Меня ждут мои дети и муж. Не могу же я здесь оставаться до бесконечности.

– Вот как? – Он сжал тонкие бескровные губы. – А как насчет долга вашего высочества перед Испанией? Или ваши личные желания важнее?

Я встретила его немигающий взгляд, но решила никак не показывать своего страха, ибо отчего-то мне показалось, будто именно так он смотрел на умоляющих о пощаде нехристей, которых обрекал на костер.

– Мой долг здесь исполнен, – осторожно сказала я. – Я люблю Испанию всей душой и вернусь, когда придет время занять трон. Но, монсеньор, это время – в далеком будущем. Моя мать, да поможет ей Бог, здорова, и впереди у нее еще многие годы. У меня же есть свой дом во Фландрии, и мое место там.

Сиснерос приподнял жесткие черные брови:

– При всем к вам уважении, мало кто разделяет вашу веру, будто во Фландрии вас кто-то ждет. Воистину нас удивляет подобная преданность.