Последняя ночь с принцем

В холодильнике имелось четыре помидора, огурец, два плавленых сырка и две сардельки. Совершенно уставшая с дороги и сбитая с толку откровенной грубостью Пирогова-младшего, Рита позволила своим гостям управляться на кухне, ну и переругиваться попутно, если им уж так хочется, а сама ушла в ванную.

Закрепив лейку на стене, Рита встала под прохладную воду и зажмурила глаза от наслаждения.

Самое время было подумать, не отвлекаясь на настроение Пирогова и не обращая внимания на сарказм Милевина.

Это что же такое у нее получилось…

Почти год назад Кораблев поменялся местами с Баловневым? Может такое, в принципе, быть? Может, но не было на ее памяти ни разу. Ей, конечно, известны случаи, когда близнецы сдавали друг за друга экзамены, поступали в институт, проходили тестирование при поступлении на работу, а то и партнерами в личной жизни менялись. Здесь нет никаких вопросов. Причины были все объективные, к тому же люди состояли в самом тесном и близком родстве, начиная с одноклеточного своего состояния. А тут что?..

А тут совершенно чужие друг другу люди. Один другого нашел через Интернет. Раз съездил, вернулся разочарованным. Второй… А вот во второй, видимо, все сложилось. Как-то удалось убедить Кораблеву Баловнева. Или наоборот? Кто кого убеждал во второй раз?

Что-то же произошло с момента первого его визита! Что?! Что за причина заставила Баловнева сняться с насиженного места, уехать за тридевять земель и поселиться с ней на одной площадке? И всячески потом скрывать свое истинное лицо, называясь Кораблевым.

Причина…

Причина должна быть очень веской, чрезвычайно просто веской, чтобы лично она поверила в то, что такое перемещение возможно в принципе.

Чтобы под это самое перемещение подвести логичную основу и найти ему оправдание, тому человеку нужно было по меньшей мере.., кого-то бояться, к примеру. Не бегают же люди подобным образом от самих себя! И в людях Баловневу нечего было делать, коли он выходец из обеспеченных. О таком только Марк Твен и писал.

Принц и нищий…

Что хотел этим сказать Кораблев? Что-то же хотел, не просто так настучал этот набор букв на клавиатуре. Не просто…

Она нашла своих гостей тихо-мирно беседующими за ее кухонным столом. На столе перед ними красовалась эмалированная миска с салатом. Тарелка с пережаренными сардельками, которые кто-то из них потрудился построгать на пятаки. И еще одна тарелка с ломтями белого хлеба, намазанными плавленым сыром.

— Кофе будешь? — как ни в чем не бывало спросил Серега и, не дожидаясь ее ответа, метнулся к плите.

Рита тряхнула влажными после душа волосами, расправила пряди над воротником старенького байкового халатика и молча села к столу.

Никаких пальмовых ветвей! Решила она строго.

Сдержанность и неприступность.

— С легким паром, — осклабился Милевин, с неприкрытой жадностью рассматривая ее босые ступни. — Тапочки подать?

— Обойдусь, — отрезала Рита и потянулась к миске с салатом. — Давайте перекусим.

Пирогов вернулся от плиты с тремя вилками и тарелками под второе. Разложил на правах хозяина каждому всего понемногу. Сел поближе к Маргарите, и они начали есть.

Ели быстро, молча, без конца поглядывая друг на друга. Когда пришло время кофе, она не выдержала:

— Итак, Валентин Михайлович, что у вас? Только не нужно делать таких огромных глаз, мы знаем, что в доме, где прежде проживал Кораблев Эдуард, вы нас опередили на полкорпуса!

Милевин сделал пару глотков, хмыкнул чему-то своему и проговорил:

— Вы, признаться, очень заинтриговали меня, Маргарита Николаевна… Слушай, а по-моему, мы с тобой на «ты» переходили. Или я что-то путаю?

Ладно, не переходили, так перейдем… Так вот, я решил все это дело проверить и поехал по месту прежней прописки Кораблева. Ну, и опередил вас ненамного. С Татьяной, его подружкой, мне увидеться не удалось. Ну, да, да, рассказал мне Сергей, с кем и о чем вы там разговаривали… Зато я был на прежнем месте работы нашего уважаемого Кораблева Эдуарда, то есть в его адвокатской конторе. И говорил с сотрудниками, то есть с его бывшими коллегами.

Никто почти ничего мне не сообщил нового. Блестящий адвокат, въедливый, но беспринципный. Брался за все, не щадя живота своего и репутации. А потом уехал. Просто взял расчет и уехал. Но неделю назад прислал одному из своих бывших коллег послание.

— Что за послание? — не выдержав, перебила Рита, слишком уж заунывно и витиевато излагал Милевин. То и дело теребил воротник рубашки, чем-то шуршал в кармане, снова цеплялся за воротник, и так до бесконечности.

— Послание? Да так… Обычный конверт с вложенной туда газетной вырезкой. Вернее, туда были вложены две газетные вырезки. Одна трехлетней давности, вторая трехнедельной.

— Что за вырезки, да не тяни ты, Валентин! — взорвалась Рита, прихлебывая кофе, щедро сдобренный молоком, и таская с тарелки ломти белого хлеба с плавленым сыром.

Милевин не разомкнул рта до тех пор, пока не опустошил свою кружку и не дожевал последний пятачок жареной сардельки. Промокнул рот бумажной салфеткой, и где только Серега их отыскать ухитрился, и со значением так заявляет: