Последняя остановка Освенцим. Реальная история о силе духа и о том, что помогает выжить, когда надежды совсем нет

Процедура оказалась достаточно короткой, ничто не объяснялось и не обсуждалось, никаких исследований не проводилось. Скорее, скорее… Obersturmführer [38] слишком занят, у него нет времени, никогда нет времени. Прочесть диагноз, нацарапанный на карточке, бросить короткий взгляд на пациента, – и ответ готов: отвести в барак на Blockschonung[39]. В таком случае больной в течение нескольких дней мог не ходить на работу, но оставаться в бараке. Это подходило для тех, кого не забирали в госпиталь, потому что случай был недостаточно серьезным, но кто все-таки не мог нормально работать, к примеру, если арестант сильно порезал или сломал палец, или натер ногу так, что не мог ходить. Но заболевшим евреям почти всегда требовалась госпитализация, потому что их общее состояние было очень тяжелым. Этих людей использовали на самых тяжелых работах, они не получали посылок, а при раздаче дневного рациона их обворовывали старосты бараков.

В госпиталь, в госпиталь, отдых в бараке, в госпиталь… За несколько минут была решена судьба всех, кто ожидал врача. И наконец очередь дошла до наших голландцев.

– Врачи, они прибыли со вчерашним эшелоном, – сообщил польский доктор.

Лагерный врач кивнул:

– Располагайтесь!

И все было закончено. Они вернулись к своим нарам и снова забрались на верхний уровень. Ханс был, можно сказать, счастлив: по крайней мере, положение врача давало шанс уцелеть. Да и жизнь в госпитале сильно отличается от той, которая ждала бы его на нескончаемой лагерной стройке. Пациентов, признанных больными, фельдшеры развели по специальным отделениям госпиталя: хирургическому, отделению внутренних болезней, инфекционному. Остальные вышли на улицу, чтобы одеться. Те, кому разрешили не выходить на работу, получили специальные записочки, которые они должны были отдать писарю своего барака.

Наконец появился де Хонд, чтобы забрать с собой голландцев. Они вышли на улицу.

Там все еще лежали вещи тех, кого поместили в госпиталь. Фельдшеры занимались тем, что брали пакеты, открывали их и вытаскивали из карманов все, что представляло хоть какую-то ценность. Ту одежду, которая выглядела поприличнее и не была рваной, они откладывали в сторону. Остальное скидывали в тележку.

Нашим голландцам позволили выбрать для себя что-нибудь из этой тележки.

Таким образом они смогли одеться немного получше. Отыскалась даже пара кожаных башмаков, слегка порванных, но все-таки более удобных, чем деревянные сандалии.

Но теперь, обретя одежду, они обрели и способность трудиться. И разумеется, им немедленно дали задание: пусть-ка отвезут тележку с одеждой на дезинфекцию.

Kaпo, заведовавший дезинфекцией, поджидал их в дверях. Он был поставлен абсолютным монархом над дюжиной мужчин, работавших в его деревянном сарае. Увидев двоих новичков, он отвесил им саркастический поклон.

– Двое здоровых мужчин. Откуда прибыли, господа?

Ван Лиир, желая быть вежливым, ответил:

– Мы прибыли из Голландии, минеер [40].

Капо расхохотался:

– Тогда вам скоро конец, парни. Ваши голландцы у нас долго не выдерживают, максимум несколько недель. Все вы – слабаки, не приученные к настоящей тяжелой работе.

Ханс пожал плечами, словно собираясь сказать: а вот это мы еще посмотрим. Но тут огромный автоклав распахнулся и из него выехала тележка с продезинфицированными вещами.

– Вперед, разгружайте.

Они принялись за работу. Одежда была горячая, просто ужасно горячая, от нее валил густой пар. Пар был повсюду, он обжигал руки и наполнял собой горячий воздух. Они немедленно покрылись потом. Но капо подгонял их, и, едва они пытались остановиться на миг, чтобы перевести дух и глотнуть воздуха, как получали тычок в спину и указание:

– Быстрее, шевелитесь, идиоты!

Когда вся одежда была выгружена из автоклава и Ханс на подгибающихся ногах, покачиваясь от безумного головокружения, вывалился из сарая, чтобы хоть немного отдышаться, кто-то легонько похлопал его по плечу. Это оказался польский еврей, один из тех, кто работал в дезинфекции.

– Как тебе наш капо? Правда же, славный парень?

Ханс изумленно поглядел на него.

– Он ведь просто подшутил над вами. Вы-то еще не вполне понимаете, что такое лагерь на самом деле.

– А ты давно здесь?

Поляк показал свой номер – немного больше шестидесяти двух тысяч:

– Я здесь уже полтора года и прошел через страшные времена. Сейчас тут просто санаторий по сравнению с тем, что было тогда. Теперь они почти совсем не бьют нас, и если тебе не взбредет в голову сделаться «мусульманином», опасность тебе не угрожает.

– Что ты хочешь этим сказать и кто такие мусульмане?

– Ах да, ты же у нас новичок. Ты когда-нибудь слыхал о людях, которые верят в Аллаха, отправляются пешком на паломничество в Мекку и добираются до места смертельно усталыми и отощавшими, просто кожа да кости, похожие на известного Ганди? Так вот, когда лагерники доходят до такого состояния, их здесь называют «мусульманами».

Ханс не понял:

– Что же эсэсовцы с такими делают?