Последняя Пасха

– Леший, можно вопрос? – сказал Смолин. – Я серьезно, без подковырки… Не боишься, что Водяной вам потом за такие фокусы бяку заделает?

– Опасаюсь, – так же серьезно сказал Леший после короткого молчания. – Водяного умный человек обязан опасаться… Ничего. Авось проскочит. С золотом я здесь засиживаться не собираюсь, так что шансов будет много. Он, конечно, может жизнь положить, чтобы меня найти на необъятном глобусе и голову отрезать… а может и плюнуть. Оценив всю тяжесть такого предприятия… Короче, Вася. Хватит толочь воду в ступе. Что надумал?

Пора было проводить в жизнь задуманный план – и Смолин старательно молчал, потупясь, зыркая временами исподлобья. Они все четверо, не двигались, оставаясь на тех же местах в тех же позах.

Наконец Леший сказал с тяжким вздохом:

– Видит бог, добром просили… Ну, коли тебя алчность заела, давай по-плохому… Петенька, родной, достань девочку с кровати и давай ее сюда, на серединку, – и, уже вслед охотно шагнувшему к постели верзиле добавил быстро, веско: – Васю, если он чего не того, не покалечь. Легонько, в целях воспитания.

Верзила надвигался, ухмыляясь с приятным чувством своего полного и законченного превосходства. Кое-какие основания для этого имелись – он был головы на две повыше Смолина и пошире этак на полметра. Не знал, обормот юный, что далеко не все решает мышечная масса…

Вскочив, Смолин заступил ему дорогу. Как он и ожидал, Петенька, не останавливаясь, взмахнул правой, без замаха двинул под дых – вот только Смолин с давней сноровкой ухитрился сам согнуться пополам с соответствующим стоном-оханьем, за некую неуловимую долю секунды до того, как кулак его достал. И впечатался этот кулачище не в солнечное сплетение, а в ребра, что было, конечно же, болезненно, но гораздо более безопасно…

Скрючившись, Смолин что-то нечленораздельно замычал, старательно хватая ртом воздух. Над головой послышалось громкое пренебрежительное хмыканье, добрый молодец, как Смолин и ожидал, второй раз не ударил – попросту небрежным, сильным тычком отшвырнул согнувшегося в три погибели Смолина с дороги.

Смолин опять-таки рухнул на пол сам, притворившись, будто вмиг потерял равновесие, и его снесло к постели. Так якобы сильно треснулся, так отлетел, что правая рука и часть физиономии оказались под кроватью…

Пальцы проворно скользнули под покрывало – и Смолин ощутил дикую, звериную радость, когда коснулся холодного ствола. Замер, вслушиваясь, покосился левым глазом.

Совсем рядом с его щекой возвышались Петенькины ножищи. Почти двухметровый вьюнош пробасил:

– Ну, чего отползаешь, маленькая? Иди сюда, сейчас из-за твоего несговорчивого тебе…

Нельзя было больше медлить. Извернувшись, Смолин подцепил левой ногой Петенькину лодыжку, а правой как следует двинул в грудь, так и лежа на полу. Прием был старый, но чертовски эффектный: мордоворот враз потерял равновесие и, удивленно вякнув, стал падать.

А Смолин уже вскочил на ноги – с ружьем в руках. Еще не выпрямившись окончательно, держа «Бекас» дулом к потолку, нажал на спуск.

Ох, как громыхнуло в тесноватой комнатушке! Картечь впечаталась в потолок, брызнули мелкие щепки. Грохот еще, казалось не умолк, а Смолин уже кинулся в отчаянном прыжке, повернул ружье дулом вниз, сделал взмах, словно в руках у него была коса, – и приклад шлепнул по роже Маичу Петровича – с мерзким, каким-то деревянным стуком. Эвенк свалился со стула, пискнуть не успевши…

В секунду передернув цевье, выбросив стреляную гильзу, Смолин, чуть пригнувшись, навел дуло на остальных и рявкнул:

– Сидеть, уроды! Замочу!!!

Леший так и остался сидеть, как и второй его племянник, – оба просто-напросто не успели ничего осознать, настолько быстро все произошло. Петенька сидел на полу в нелепой позе, упираясь кулаками в рассохшиеся половицы. Маича Петрович наконец-то взвыл от боли.

Вспомнив, что снаружи вполне может отираться часовой, Смолин отпрянул в самый дальний угол, меж глухой стеной и окном, так что теперь снаружи его было не углядеть и, пожалуй что, не достать, не разбивши оконного стекла. Углядев движение слева, яростно крикнул:

– Сиди, где сидишь, сучий потрох! И не шевелись, а то мозги вышибу!

– Не дергайся, Петька! – прикрикнул и Леший, восседавший за столом в позе статуи.

Судя по виду, он уже полностью осознал ситуацию – к тому же в голосе звучало откровенное беспокойство. Пожалуй, что племяша он и впрямь любил по-отечески.

Инга тоже застыла, но о ней-то сейчас следовало беспокоиться менее всего – жива-здорова, и ладно… В комнате висел тухлый запах пороховой гари.

– И пусть мне только который за оружие схватится… – сказал Смолин бешеным шепотом. – Замерли все! Ну что, Леший, чьи яйца у кого в кулаке?

Какое-то время стояла тягостная тишина, только в углу шевелился и постанывал сквозь зубы весьма чувствительно ушибленный Маича Петрович. Его карабин, как Смолин отметил с радостью, находился достаточно далеко от хозяина, чтобы не опасаться неожиданностей.