Последняя шутка Наполеона

– Да это разве гэбня? – поморщилась Рита, – какая эта гэбня? Это просто мальчик с тонкой душевной организацией – не в папашу. На твоём месте я бы взяла быка за рога! Если он фанатеет от Анжелики Варум – постарайся вести себя, как она. У неё, по-моему, много клипов. Найди их и посмотри. Впрочем, с ней достаточно ясно всё и без клипов.

– И это – всё, что может мне посоветовать профессиональная аферистка и проститутка? – спросила Ирка, беря со стола смартфон.

– Девочка моя! Самая прожжённая проститутка тебя уже ничему научить не сможет. Если нужна консультация экстремистки, то вот она: сделай так, чтоб этот мажор и все его братья по разуму объявили себя агентами марсианской разведки и попросились в бронированную камеру. Там вреда от них будет меньше.

– Это легко сказать! Но как это сделать?

– Да ещё легче! Выйди за него замуж и подмени себя Женечкой.

– То, что ты предлагаешь – не экстремизм, – заметила Ирка, – это фашизм. Ага, вот есть видео!

Из смартфона стала звучать грустная мелодия под ударные, и почти забытый девичий голосок запел: "Целый город мокнет под дождём этой ночью и холодным днём…" Внимательно глядя, как Анжелика Варум с микрофоном и в белой шапочке с перьями двигается по сцене среди каких-то людей, Ирка потащилась в свою и Женькину комнату. Направляясь к себе через три минуты, Рита увидела, что она уже делает упражнения на растяжку, стоя в одних трусах с опорой руками на пианино. Её звёздная двойница пела "Гуд бай, мой мальчик!" От гибкого, смугловатого тела Ирки оторвать взгляд было трудно. Рита остановилась, и у неё промелькнула мысль, что будь у этой девчонки сильный характер, она бы кашу сейчас нормальную заварила. Но ведь характер-то не приделаешь! Или всё же можно его приделать?

Следя за Иркой, задумалась Рита так, что даже и не услышала лязг замка входной двери и обернулась только на вопль:

– Рок-н-ролл жив! Вырубай попсу!

Это была Женька. Она припёрлась с каким-то своим ровесником идиотского вида. Точнее, хипстерского. С татушками на щеках. Выставив его, против чего Женька не очень-то возражала, Ирка с Ритой заметили, что на ней – всё новое, и весьма дорогое: юбочка, кофта, колготки, туфельки, а в руке она держит акустическую гитару, также не из дешёвых. Вопрос, откуда всё это, вызвал у Женьки хохот.

– "Форд" продала! Ой, Ритка, не бей! Шучу! Держи ключик. Я продала только яблочки. Сливы съела. Ох, и вкуснющие! Что за сорт? Я не обосрусь?

– Да где ты продала яблоки? – удивлённо спросила Рита.

– Возле метро! Багажник открыла, стою, ору: "Яблочки берём! Берём яблочки!" Расхватали за полчаса.

– А менты где были?

Этот вопрос вызвал изумление Женьки.

– Что значит, где? – спросила она, сняв туфли и сев на стул поиграть, – везде! Как всегда! А разве они могут быть где-нибудь ещё?

– Да чего ты брешешь-то, Женька? Они меня прогнали оттуда через минуту! А ты ещё на чужой машине была!

– Так ведь у тебя рожа тридцатилетней минетчицы, – объяснила Женька, взяв пару довольно сложных аккордов, – а у меня – шестнадцатилетней. Кстати, я залила полный бак бензина на самой лучшей заправке!

– Не вздумай петь, идиотка, – предупредила Ирка, – я разминаюсь!

Женька обиделась, и, поставив гитару в угол, пошла на кухню пить чай. Решив до конца всё выяснить, Рита к ней присоединилась.

– Откуда деньги взяла? – спросила она, следя за угонщицей. Та, звеня, грохоча и ругаясь матерно, развела в огромной эмалированной кружке почти чифирь и высыпала в него половину сахарницы.

– Откуда, откуда! Сказала – яблоки продала! Ты чего, тупая?

– Какие яблоки, твою мать? Их было килограмм двести, максимум! Даже если ты загнала их по сто рублей, чего быть не может, это – двадцадка! Туфли, в которых ты притащилась, стоят дороже!

– Я не обязана отвечать на твои вопросы.

Так заявив, ещё одна копия Анжелики Варум уселась и присосалась к чёрному пойлу. Её лицо зарумянилось, а потом стало багроветь. Глазищи моргали. И вдруг из них закапали слёзы. Расплескав чай, Женька разревелась. Ирка, конечно, этого не услышала, потому что в комнате очень громко звучала песня "Художник, что рисует дождь".

– Ты сошла с ума, – прошептала Рита, подойдя к плачущей и обняв её, – что случилось?

– Что, что! Я – тварь! – выла Женька, пуская целые ручьи слёз, – Я – сука проклятая! Я влюбилась!

Всё, что угодно Рита ожидала услышать, только не это. Как у неё отлегло от сердца! Как улыбнулось солнышко за окном, укладываясь на крыши многоэтажек!

– Вот оно что! В кого? В этого мальчишку с татуированными щеками?

Женька не сразу въехала, о ком речь. Поняв, разоралась:

– При чём здесь он? Я даже не знаю, как его звать! Какой-то упырь! Просто попросил его подвезти.

– Подвезти? Куда подвезти-то? К тебе домой?

– Откуда я знаю? Я ничего о нём не желаю знать! Мне неинтересно, куда ему было нужно! А тот – художник! Он мне сказал, что будет рисовать дождь…

Последнее слово оборвалось рыданием. Песня, полная самой страшной, самой глубокой грусти – грусти сентябрьского дождя, всё ещё звучала. О, как она была тяжела!