Опять молчание. Опять только ветер завывает в трубе. К огню протянуты корявые мозолистые руки; на лица падает красная колеблющаяся тень. Евтроп поглощен мыслью о своем лесном гнезде. Его опять охватывает жуткое чувство... И Парасковью жаль, и ребятишек, да и себя попутно. Какой он теперь человек будет? Здорова была Парасковья, так и в счет не шла. Бивал он ее под пьяную руку не раз... А вот и его Господь нашел: как крышкой накрыло горем-то! Людям праздник, людям радость, а ему потёмки. Ужо домовину[домовина — гроб. В лесных местностях делают гроб из цельного дерева] надо налаживать. И кряж есть такой на примете.
- Теперь, надо полагать, поп требу правит, - заметил старый трапезник, подбрасывая в печку дров.
- Надо полагать... - согласился Евтроп, прикидывая в уме время. - Как вот он назад-то поедет! Пожалуй, Лысанка из силы выступит... Тоже нелегкое дело три конца в такую непогодь сделать.
Мужики заговорили о Лысанке: выдюжит или не выдюжит? Настигнутый несчастьем лесник теперь сделался предметом общего сочувствия, хотя открыто этого никто и не высказывал. Могутный мужик, а без бабы грош ему цена! Лесным делом и с ребятишками некуда деться... В деревне соседки бы присмотрели, ну, старушка какая бобылка подомовничала, а на кордоне одни изомрут. Жаль мужика, вот как жаль!
Евтроп чувствовал это поднимавшееся к нему сочувствие, как чувствовал теплоту от горевшего в печи огня. Раньше его поддерживало общее озлобление, а теперь он вдруг ослабел, обессилел, изнемог и сделался беспомощно жалким. В таких положениях физически сильные люди особенно жалки... Мужики это чувствовали и старались не смотреть на Евтропа. Захолонуло у него на душе, пусть сам оклемается!.. Главное, чтобы бабёнки не разжалобили своим хныканьем.
- Ну, теперь поп назад едет...
Прошло уже часа два, и терпение истощилось. Раньше считали часы, а теперь минуты. Самые нетерпеливые выходили на паперть, чтобы посмотреть, не едет ли поп Савелий. Уж давно пора!.. Наконец, прошли все сроки.
- Где же поп-то? - приставали мужики к Евтропу.
- А я почем знаю: должон воротиться...
- Может, проезду нет?
- Я проехал... Больно вьюга окрепла.
- А Лысанка вывезет?
- Она-то вывезет, ежели в сугробе не завязнет. Может, замешкался поп где-нибудь в сугробе.
Общее томительное ожидание разрешилось только, когда к церковной ограде подъехали крясла лесника. От Лысанки валил пар, от истомы она шаталась на ногах как пьяная. В кряслах, скорчившись, сидел поп Савелий и не шевелился. Он казался таким маленьким... Толпа обступила крясла.
- Батюшки, да ведь поп-то замерз! - крикнул чей-то голос.
Все ахнули. Около саней росла толпа. Послышались причитанья и тихий женский плач, а поп Савелий лежал в кряслах с блаженно счастливым лицом, как тихо заснувший ребенок.