Аарон резко обернулся и отшатнулся назад. Вместо слов из его респиратора послышался полузадушенный хрип. Затем он закричал. Айзек смотрел на него, видел, как двигаются скулы под маской, но не понимал ни слова. Началась невообразимая суматоха. Стрельба заполнила пустое и тихое до этого момента пространство невыносимым грохотом, в котором тонул даже его собственный вопль. Добрый дулос Элизар, ощетинившись оружием, палил по чему-то, что Айзек едва мог разглядеть. Огромная черная тень накрыла его и через секунду смяла, превращая в груду металлолома. Скрежет металла заглушил все остальные звуки. Стрельба прекратилась. Он было дернулся к тому, что осталось от Элизара, но что-то удерживало его на месте, как он не вырывался. Пригвожденный к полу, он беспомощно глядел, как Аарон бросился прочь, но что-то черное и переливающееся играючи схватило его и подняло в воздух. В воздухе мелькнули белки безумных глаз и зубы — ровный ряд белых человеческих зубов, слишком больших, чтобы в это можно было поверить. Женщина, с черной, как аргон-хюлэ, кожей, красивой, упругой грудью и механическим телом зверя подхватила Аарона когтистой лапой и, сомкнув зубы на его плече, разорвала его пополам. Кровь хлынула на пол. Чудовище выплюнуло оторванную с плечом руку, и принялось лакать кровь, придавив лапой мертвое тело.
— Боги… о, боги! — Айзек пятился, но не пытался убежать, завороженно наблюдая за насыщением животного.
Чудовище вдруг посмотрело прямо на него и спросило:
— Если существует всемогущий и милосердный Бог, почему он не способен остановить зло, боль и смерть?
— Кто ты? — прошептал Айзек, в глазах потемнело.
— Способно ли всемогущее существо создать камень, который не может поднять?
Первое облегчение от того, что он больше не видит изуродованный труп илота сменилось смятением. Место, в котором он оказался ничем не напоминало станцию. Это была Сеть, её изнанка, то место, через которое он проходил, чтобы достичь места встречи с Исмэлом. Это было невозможно, так как он не подключался к сети станции, но секунду спустя Айзек уже забыл об этом. Беспредметное пространство лишало его мышление точек опоры. Происходящее напоминало сон. Один из тех парализующих кошмаров, когда тело перестает повиноваться, ноги подгибаются и увязают в полу, как в болоте. Едва он подумал об этом, как воображение повлекло его за собой, рисуя причудливые галлюцинаторные образы, перескакивая с одного на другое и связывая всё в своеобразную логическую цепь.
— Кто тот, чья душа величиною с Космос? — чуждая Айзеку мысль вырывала его из паутины фантазий. — Кто постиг всё, и не видит дальше своего носа?
— Я не знаю, — подумал Айзек, пытаясь зацепиться за свою мысль, удержать её. Он мысленно вытянул перед собой руки, попытался услышать свое сердцебиение, дыхание. Но ничего не было — ни тела, ни аватара. Не было даже страха. Только поток неконтролируемых образов и вопросы, приходящие откуда-то извне.
— Кто создал любящего бога, чтобы истязать и пожирать его плоть? Кто тот, чья любовь так слепа и жестока? Кто так добр и милосерден, что устилает дорогу в рай мертвецами?
В чужом голосе прорезались истерические нотки. Вопросы врезались в сознание Айзека сильнее, интенсивнее. Они заполняли его до краев. Теперь не было места даже воображению. Айзек подумал, что вот-вот сойдет с ума, как вдруг вспомнил, что Аарон говорил о свихнувшемся дулосе. Мысль об илоте вызвала непонятное тоскливое ощущение, и Айзек зацепился за него, как за якорь.
— Кто постигнет того, кто не способен постичь самого себя? Кто тот, чья душа — дыра, способная поглотить Космос? Кто всех сильнее и слабее?
Дыра, способная поглотить Космос, — это я, — отрешённо подумал Айзек. — Моя слабость…»
— Кто это — «Я»? КТО «Я»? КТО «Я»? КТО Я? КТО Я? КТОЯ? КТОЯКТОЯКТОЯКТОЯ
Беззвучное эхо было всего лишь мыслью. Была ли эта мысль чужой, Айзек уже не понимал. Чтобы ответить на этот вопрос, он должен был знать, откуда возникают его собственные мысли, отследить их источник в некой точке, которую он мог бы считать собой. Но не было больше ничего, за что он мог ухватиться. Никакой точки не было, не было ориентира, который отличал бы его от того, что приходило извне. Само понятие «извне» больше не имело значения. Оставались только мысли, возникающие ниоткуда и уносящиеся в никуда, круги на поверхности бытия.
— КТОЯ? КТО Я? КТО «Я»? Кто это — «Я»? КТО МНЕ ОТВЕТИТ? ЧТО Я? КТО МНЕ ОТВЕТИТ?
«Никто, — возникла мысль в ответ. — Человек».
Камень поднял брызги, беспредметная поверхность вспенилась разноцветными образами памяти. Словно выпотрошили мешок. Воспоминания делились, образовывая мозаичное повторение. Снова и снова.
— Человек? Человек? Человек?
Узоры воспоминаний ткали единый образ. Лицо. Нечто шарило в воспоминаниях, находило, многократно повторяло и воссоздавало из крупиц одно и то же лицо. Айзек узнал его, и в ту же секунду оно рассыпалось.
Всё прекратилось. Айзек снова был собой. Сердце бешено колотилось. Он щупал себя и руки натыкались на плоть. Он снова был на станции, и он был телесен.
— Кто мне ответит?