Последние дни Джека Спаркса

Так, ясно, кто-то вырулил на новый уровень. Я снова весь внимание. Нет, все понятно, рвота – очередной экзорцистский штамп, но почему все-таки лязг, интересно? Я вытягиваю шею, чтобы получше разглядеть, но ничего не получается, так что я вскакиваю с места, протискиваюсь мимо Мадделены и подбираюсь ближе. Я как тот зритель из зала, который бежит мимо охраны, чтобы посмотреть вблизи на иллюзии Пенна и Теллера.

Безбородый вскакивает и дает мне знак оставаться на месте. Игнорируя его потуги, я силюсь рассмотреть, что сейчас выплюнула Мария. Я вижу кровь, какое-то губчатое месиво и… куски железа, которые сложно идентифицировать.

– Изыди из несчастной, – повелевает Ди Стефано. – Это дитя Господне!

Девочка, все еще корчась на четвереньках, прыскает со смеху. Кровавые нити слюны тянутся от ее губ до самого пола.

– Возвратись, откуда явилось, в бездну преисподней. Силой Христа заклинаю тебя!

Меня эта фраза только смешит, а вот Марию она в буквальном смысле сотрясает. С яростным воплем, не уступая по натиску самому священнику, она отвечает:

– Оставь нас в покое, Ди Стефано! А не то мы растерзаем эту дрянь!

Спазмы пробегают по всему ее туловищу, а пальцы впиваются в дощатый пол.

Меня передергивает, когда один ее ноготь загибается назад и с хрустом надламывается.

Мария запрокидывает голову, и у нее изо рта с фонтаном алых брызг исторгается некий предмет. Нежданный снаряд впивается в бедро Ди Стефано и остается, подрагивая, торчать оттуда. Священник вскрикивает от боли и хватается за ногу. Его руки окрашиваются его собственной кровью.

Бородач встает между ним и Марией, своим телом заслоняя священника от потенциальных снарядов. Безбородый спешит на помощь Ди Стефано, но тот все-таки падает наземь и ударяется головой.

Я никогда не видел ничего подобного даже в пору внедрения в дичайше непредсказуемый мир уличных банд. Царит такой неподдельный хаос, что моя теория «Шоу Трумана» начинает пошатываться.

Ненадолго.

Мы находимся у черта на рогах, и «Скорая» добирается до нас только через полчаса.

Пока мы ждем, Бородач и Безбородый в силу своей компетенции пытаются привести Ди Стефано в порядок. Они сдвинули две лавки, превратив их в некое подобие койки, и уложили на них Ди Стефано. Раскачиваясь из стороны в сторону, он кряхтит и бормочет молитвы на итальянском. Служки режут и рвут рясу вокруг раны, обнажая ржавый шестидюймовый гвоздь, впившийся в тощую бледную ногу священника. Я наклоняюсь к нему поближе, насколько позволяют приличия. Гвоздь выглядит самым что ни на есть настоящим. Никаких тебе накладок на липучках.

Любопытно. Получается, Ди Стефано готов пойти на все, лишь бы убедить меня, этакого фому неверующего, в реальности сатаны, даже если для этого придется воткнуть себе в ногу гвоздь. Или просто они с Корви вовсе ни в каком и не в сговоре? Тогда, выходит, Ди Стефано проворачивал свою обычную театральную программу перед жрущим железо подростком, и колеса кармического правосудия подмяли его под себя.

Я изучаю рвотную массу на полу. Прелестно. Вот валяется еще гвоздь, идентичный тому, что торчит из ноги Ди Стефано, и вот еще один невнятный покореженный обломок металла. Я наклоняюсь, чтобы поднять гвоздь, но Безбородый одергивает меня лаем, который, как выяснится позже, означает: «Ничего не трогай». Переводчика Тони, к счастью, поблизости нет, так что я с невинным видом продолжаю перекатывать гвоздь в пальцах. Он действительно сделан из тяжелого металла.

– Положите на место! – командует Бородач. – Это теперь дело полиции.

– Нет-нет, – цедит сквозь зубы Ди Стефано. – Я не стану писать заявление на ребенка, который не ведает, что творит.

Подозреваю, старик уже жалеет, что пустил журналиста на сеанс. Надо думать, он рассчитывал, что экзорцизм пройдет без подобных загвоздок. Какая удача, что я вписал неправильное имя в документ, гарантирующий Ди Стефано право контрольного экземпляра. Для тех, кто не в теме: контрольный экземпляр – это когда интервьюируемый имеет право прочесть финальный вариант текста и внести свои коррективы, другими словами, потребовать удалить неугодные ему фрагменты. Это являние ворвалось в журналистику лет десять-двадцать назад, когда один бесхребетный писака прогнулся под большой звездой и наделил ее подобной властью. С тех пор эта история в нашей профессии как бельмо на глазу, заодно со всякими другими ограничениями вроде присутствия пресс-секретарей на интервью или заранее одобренных вопросов. А вы еще спрашиваете, почему я перешел на литературу…

Спектакль окончен, и Мария приняла свой прежний вид. Желтизна сошла с белков ее глаз, и шея снова кажется нормальной длины, вот только лицо остается пунцовым, и сломанный кровоточащий ноготь выглядит болезненно. Они с матерью сидят в сторонке, и девочка с диковатым испуганным видом расспрашивает мать на беглом итальянском. Мадделена, с трудом сдерживая слезы, пытается отвечать на вопросы дочери, параллельно вытирая носовым платком кровь с губ Марии.