Последние дни Джека Спаркса

О боже. Жадные поцелуи взасос на Бульваре Сансет. Моя спина прижата к стене, тепло Бекс прожигает меня насквозь. Два взрослых человека, а ведем себя как пьяные подростки, и мои руки стискивают обтянутую денимом попу Бекс. Беззубая старуха плетется мимо, волоча за собой две большие сумки, полные хлама, говорит: «Я б на вашем месте купила пистолет». Из-за сильного южного акцента растягивая слова: «Я-а-а б на ва-ашем ме-есте купи-ила пистоле-е-ет».

Момент упущен, и мы всю дорогу до отеля смеемся, впоминая старуху.

Пятимся от машин, невозмутимо шагаем по проезжей части. Машины бешено гудят вслед.

Тут мои воспоминания обрываются напрочь. Должно быть, мы отрубились, как только добрались сюда.

– Джек…

Слышу настойчивый шепот поблизости. Я жду, что вот-вот дверь в ванную раскроется, войдет заспанная Бекс, потянется за таблетками…

Но дверь остается неподвижным прямоугольником в стене напротив.

Выхожу из ванной, все еще ожидая врезаться в Бекс.

Но Бекс мирно похрапывает в кровати.

Она звала меня во сне! Это явно хороший знак, особенно после наших поцелуев.

– Джек…

Опять этот шепот. Он как ледяной звон, прорезающий гул кондиционера. Или это и есть гул кондиционера? Звуковое искажение, обман слуха? Некоторые товарищи упрекают меня в самовлюбленности, но неужели же я мог зайти так далеко, чтобы слышать собственное имя в шуме кондиционера?

– Джек…

Одно я знаю точно. Я стою лицом к кровати, но шепот отчетливо раздается за моей спиной.

Я разворачиваюсь и утыкаюсь взглядом в бледную полоску желтого света, вползающего из-под входной двери.

Желтую линию рассекают два красноречивых темных мазка. Две подсказки, что кто-то стоит за моей дверью.

Нашей.

Воображение рисует там Марию Корви. Ничего не могу с собой поделать. Сумасшедшая со звездами в глазах шепчет мое имя.

В Гонконге я ее видел, могу увидеть и в Лос-Анджелесе.

Ниточки, узелки, такие отчаянно правдоподобные.

За мной – прерывистое дыхание Бекс.

Надо мной – холодный воздух, струящийся меж створок кондиционера.

Передо мной – дверь с тенью внизу.

Голова раскалывается так, что нет сил все это терпеть. Я стремительно преодолеваю расстояние до двери.

Но… Я мешкаю перед тем, как выглянуть в глазок, вырезанный под схемой эвакуации.

– Джек…

Мое имя просачивается ко мне сквозь дерево. Нет, точно сквозь дерево.

Это что, приближается очередная галлюцинация? Если я выгляну в глазок, уставятся ли на меня в ответ желтые, мерцающие, осуждащие глаза Марии Корви? Пропавшая без вести, возможно, уже мертвая… Неужели и впрямь дает о себе знать чувство вины? Но разве я должен чувствовать себя виноватым перед убийцей? Знаю, что сказал бы доктор Санторо… Что угодно, лишь бы ничего не противоречило его полюбившейся теории.

Гори оно все огнем.

Я приближаю глаз к медному кружку.

Ничего. Никто не смотрит на меня в выпученную линзу. Мой номер – в самом конце длинного коридора, который убегает вдаль, мимо дверей, прямые линии которых дугой загибаются в линзе глазка. Приглушенное освещение вдоль стен могло казаться мне ненавязчивым, приятным и стильным по вечерам, но сейчас они нагнетают зловещую атмосферу.

Я пытаюсь сообразить, какого роста была Мария Корви. Если она стоит вплотную к двери, увижу ли я ее?

Может, и нет.

Я делаю шаг назад, еще раз смотрю на полоску света из коридора.

Две тени еще на месте.

По моему телу невольно пробегает дрожь. Нет, нет, я не верю, что Мария Корви, мертвая или живая, стоит сейчас за моей дверью. Просто погружение в мир паранормальных идей вытаскивает со дна все эти первобытные мысли. Начинаешь вдруг бояться, чего боялись поколения предков, начиная с момента, как первая неопознанная тень была отброшена на стену пещеры.

Ген иррационального страха жив в каждом из нас. Досадный момент, но относиться к нему нужно так же, как к низкокачественной дури, которую ты случайно принял: твердишь себе, что во всех твоих жутких мыслях и страхах виноваты наркотики, и все.

А потом берешь в руки какое-нибудь оружие, так, на всякий случай.

Скажем спасибо досмотру багажа в аэропортах и запрету на провоз оружия: под руку мне подворачивается только бутылка каберне.

Медленными движениями, как в кино, я обхватываю дверную ручку.

Не знаю, открыть дверь рывком и рискнуть разбудить Бекс или подойти к делу спокойно, но дать малолетней психопатке время решить, какую именно конечность проткнуть мне ржавым гвоздем.

Одной рукой я сжимаю бутылку, как первобытный человек – дубинку, другой – поворачиваю ручку.

С тяжелым скрипом я распахиваю дверь.

Снаружи никого. Я чувствую себя последним идиотом, спасибо за беспокойство. Хорошо хоть Бекс не проснулась. Отставив бутылку в сторону, я выхожу из номера.

Закрываю дверь, заглушая шум кондиционера, и стою так в полной тишине. Только бормотание телевизора доносится из чьего-то номера.

Что я делаю? Я еще не протрезвел, мне нужно вернуться и проспаться. Но нет, я хочу найти человека, который по одному богу известным причинам взялся нашептывать мое имя через дверь моего номера.

Я хочу знать, почему я все время вижу и слышу такое, что не имеет…

– Джек…

…никакого смысла.