– Все взаимосвязано, – говорит Санторо. – Вы, конечно, не обязаны говорить со мной о детстве. Но вы же не можете прийти к остеопату с жалобами на боль в шее и не позволять ему прикасаться к вашим плечам. Одно вытекает из другого, как нитка в клубке.
– Я уже сказал, что хочу поговорить про видео. Вы помните, то…
– Видеоролик из Интернета, да, – обрывает меня Санторо и сверяется с заметками.
Вот в таком мире мы живем сегодня, что даже ваш психиатр не дает вам договорить до конца.
Когда я говорю о трех словах, которые слышу только я, складывается впечатление, что доктор понятия не имеет, что на это ответить.
– Думаю, вы понимаете, что все это – имена демонов?
Я киваю.
– А как вы относитесь к демонам и дьяволу? – продолжает он.
– Так же, как и к богу, – отвечаю я, а в голове крутится мысль, не выдаю ли я мимикой лица собственной лжи. – Воображаемые друзья для взрослых. И воображаемые враги.
– А сама концепция дьявола внушает вам страх или тревогу?
Я проглатываю комок страха.
– Концепции – это просто… концепции.
Часы протикивают три доллара под стук ручки Санторо по странице блокнота. Стоит мне обратить внимание на эту привычку, и каждый стук начинает отдаваться эхом в моей голове, как удар молотка.
– Каков этот голос? – спрашивает он. Мои ладони мокнут: он что, прочел мои мысли? – Мужской? Женский? Юный? Старый?
– Не знаю.
Я хочу, чтобы все это поскорее осталось позади. Могу думать только о паре дорожек кокаина – белоснежных и нежных, как перышки ангелов.
Санторо хмурится и опускает глаза в блокнот. И снова: тук-тук-тук. И я знаю, что он сейчас тоже связывает ниточки в узелки. Психотерапевты всегда так делают. Собирают из отдельных фрагментов общую легенду, точь-в-точь как журналисты и фанатики сверхъестественного.
– Этот голос похож на голос Марии Корви?
Лицевыми мускулами я принимаю удивленное выражение.
– Хм! Сложно сказать.
Тук-тук-тук.
– А за рамками видеозаписи вы когда-нибудь слышали голоса?
Ну, начинается. Голоса. Как же психиатры любят голоса.
Для начала, как насчет голоса, который звал меня за собой, заманивая в бойлерную? Нет, не будем усугублять. Я уже сознался в том, что слышу слова, которых не должен слышать. Слова дьявола, ни много ни мало. «Псих», – сигналит клаксон прямо надо мной.
Голоса. Проверки мозга. Диагнозы. Шизофрения. Опухоль.
Спокойный как удав доктор говорит, что хочет выписать мне направление в медицинский центр. Я могу сам выбрать любой такой центр, деньги-то все равно плачу я, но он готов порекомендовать хорошую клинику.
– Самая обыкновенная проверка, – он стучит ручкой, а я поднимаюсь на резиновых ногах и вяло плетусь к выходу.
Да, я встаю и ухожу. Я иду быстро, и вскоре голос Санторо смолкает за мной:
– Разве вы сами не хотите найти этому объяснение?
Я иду до тех пор, пока глоток токсичного воздуха Лос-Анджелеса не спасает мне жизнь.
Потому что в трудную минуту вы всегда можете рассчитывать на Джека Спаркса и на то, что он уйдет.
Глава 11
Бекс стоит вверх тормашками у стенки в нашей комнате, широко расставив ноги.
Ее лицо покрыто испариной. Мускулы, удерживающие на себе вес ее туловища, дрожат от напряжения. Зрелище меня не удивляет: я привык возвращаться домой и заставать ее в сомнительных позах. Так она поддерживает себя стройной и гибкой. Напротив, все это слишком знакомо. Мы снова откатываемся на территорию добрососедских отношений.
Поздоровавшись, я ухожу в ванную. Если вы не хотите, чтобы кто-то услышал, чем вы занимаетесь, нужно нажать смыв в унитазе и быстренько втянуть порошок ноздрями, пока шумит вода. Кокаинщики, прибегающие к этой маленькой хитрости, считают себя ужасно изобретательными.
С мастерством, которое не прекращает меня удивлять, Бекс спускается со стойки на руках и выпрямляется. У меня перед глазами снова встает Мария Корви, когда она зловещей марионеткой вскочила с пола церкви, но в который раз за сегодня я отмахиваюсь от воспоминания. Я слишком хорошо научился отворачиваться от проблем. Стыд и вина – в них мне нет равных.
Допамин растет, зрачки расширяются, я падаю на кровать и лежу на обертках дорогих продуктов, которые еще недавно лежали в корзинке у мини-бара.