Последние дни супермена

— Намажь мне, пожалуйста, хлеб маслом, Супермен!

Генрих хотел было сказать что-нибудь смешное и грубоватое из словаря, специально приготовленного Генрихом для подростков, что-нибудь вроде: «Cut it out, kid,[104] не будь свиньей, сделай это сама!» или: «Fuck it, baby, do it for you and for me!»,[105] но почему-то ничего не сказал и молча, вытащив из-под треножника с устрицами квадратик черного хлеба и пакетик с маслом, принялся за работу…

— Зато я, с удовольствием пропустив в желудок пять или шесть вкуснейших моллюсков, — продолжил беседу Генрих, — зато я вижу то, чего ты не видишь, kid. Я могу на спор определить профессию любого человека в этом зале и даже, может быть, рассказать кое-что о его личной жизни, привести пару фактов из биографии… Пожалуйста, укажи на любого по твоему выбору, kid…

— Но как я узнаю, прав ты или не прав, — засмеялась Алис и высосала из перевернутой раковины даже ее морской сок. — Хитрый!

— Ничего нет легче. Я уверен, что большинство джентльменов известны метрдотелю, а если нет, я попрошу его деликатно узнать у самого объекта, кто он такой. За хорошие чаевые, сверх его обычных 15-ти процентов, метр с удовольствием развлечется — примет участие в нашей игре.

— Идет, — сказала Алис и указала на высокого, худого, большеносого человека в очках в роговой оправе и, очевидно, несмотря на очки, все же недостаточно уверенно ориентирующегося в этом мире. С человеком сидела худенькая некрасивая блондинистая женщина. — Кто он?

Генрих оставил устрицы и, повернувшись поудобнее, некоторое время молча и сосредоточенно вглядывался в указанный ему объект. Затем повернулся к очаровательной Алис, глядящей на него с ироническим вниманием, и нашел, что дитя выглядит как бы сошедшей с известной боттичеллевской картины, впрочем, в данном случае неизвестно было, родилась ли розово-зеленая Алиска из раковины ресторана «Ла Куполь», или, напротив, раковина ловко выкарабкалась из нежной руки.

— Тебе идут раковины моллюсков, — сообщил Супермен. Девчонка хмыкнула. — Он наверняка в бизнесе, этот человек. Вне сомнения. Женщина, с которой он пришел, не его подчиненная, но она тоже как-то принадлежит тому же самому бизнесу. Думаю, она представитель более мелкой фирмы. — Генрих задумался. — Еще я уверен: то, чем занимается этот человек, — тонкий и интеллигентный бизнес, для человека, возглавляющего фирму унитазов, или даже просто банковского деятеля у него слишком развитое лицо. Кем же он может быть?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Так они болтали, находя удовольствие в обществе друг друга…

36

— Извини, бэби, — наконец смущенно пробормотал Супермен, — извини. — И силой убрал голову девчонки со своего живота. Сколько они оба ни старались, член Генриха в эту ночь отказывался выполнять свои приятные обязанности…

— That is all right, — пробормотала смущенная не меньше Супермена Алис. — Я люблю тебя. — И, положив голову на грудь Супермена, через некоторое время все же уснула, очевидно, так и не успев подумать о причинах сексуальной немощи Супермена в эту ночь…

Генрих же хотя и имел время подумать о себе, своем члене и их сложных отношениях, однако думать об этом не хотел. Он лежал, глядя в темноту, очень темную, непроницаемую темноту спальни и против своей воли просматривал куски фильмов, составляющие его жизнь. Кусков было много, все оборванные с обоих концов, и ответственный за их проекцию механизм где-то в черепной коробке Генриха работал намеренно небрежно. Кадры часто наплывали один на другой, эпизоды не имели между собой логической связи, и жизнь Генриха скорее была похожа на фильм, сделанный Дали и Бунюэлем, на какую-нибудь «Андалузскую собаку», чем на жизнь Генриха…

Сюрреалистская дьявольщина закончилась достаточно коротким эпизодом, как бы символизирующим в миниатюре всемирный потоп…

…Генрих сидел на неизвестной ему горе, но не скалистой, а земляной, и вокруг него в беспорядке лежали какие-то, как он догадался, кинопринадлежности — съемочная аппаратура. Генрих смотрел, как на плато рядом (плато находилось на уровне чуть низшем, чем уровень горы Генриха) актеры и операторы делают фильм.

Неожиданно раздался рев воды. Генрих увидел, что в долину под ним с двух сторон вливается желтая кипящая вода. С плеском и шумом воды соединились, и уровень воды начал неуклонно повышаться. Вода все ближе подступала к Генриху… Желтая вода…

…Сквозь рассеивающуюся желтую воду Генрих увидел в дверном проеме спальни босую и голую до пояса женщину в батистовой белой юбочке, только в юбочке очень короткой, по моде «тех» лет. Евгения, как она всегда делала, когда ходила босиком, прогарцевала на пуантах, красиво и искусственно ступая, прошла к шоффажу и, вдруг легко вспрыгнув на тяжелую конструкцию, уселась на нее. Евгения почему-то всегда боялась выглядеть коротконогой, несмотря на то, что ноги у нее были в действительности очень длинные.

— Ну что, убийца, — спросила Евгения чуть насмешливо, отведя в сторону бледно-песчаного цвета волосы, мешающие ей видеть Генриха. — Докатился?