Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа

Нельзя было найти вопроса, более близкого к делу и в то же время более способного посрамить лукавство синедриона. Народу давно известно было, что служение Иисусово находится в тесной и неразрывной связи со служением Иоанновым, что последний постоянно, до самой смерти своей, свидетельствовал о великом предназначении Первого, называя Его Мессией, а себя Его Предтечей. Поэтому, если Иоанн был пророк, как то признавал почти весь народ, то Иисус должен быть лицо еще высшее: ибо только в отношении к Мессии Иоанн мог называть себя другом жениховым, земным, говорящим от земли, кому надобно умаляться, недостойным того, чтобы — подобно рабу — понести за Ним сапоги (Ин. 1, 27; 3, 28–31). А потому в вопросе Господа о достоинстве крещения Иоаннова неприметно, но всецело, заключался ответ о достоинстве Его собственного лица и служения; и Он, предлагая им вопрос этот на решение, тем самым отдавал Свое дело, так сказать, на их суд: беспристрастие и решимость, каких только можно было требовать в подобных случаях!

Книжники видели, как важен вопрос, чувствовали, что справедливость требует отвечать на него, но не могли сказать ни слова; ловушка, в которую они хотели завлечь Иисуса, была всецело обращена теперь на них самих. Не трудность вопроса связывала язык, привыкший действовать по произволу страстей; если бы они были наедине с Иисусом, то немедленно отвечали бы, что служение Иоанново не заключает в себе ничего Божественного, что он имел какие-либо нечистые, по крайней мере, бесплодные виды: таково было мнение большей части фарисеев о Иоанне и его крещении, почему они и отвергали его (Лк. 7, 30). Но в присутствии народа, который весьма уважал Иоанна при жизни, а еще более после его мученической кончины, произнести свое (невыгодное) мнение о его крещении значило подвергнуть себя очевидной опасности. «Если мы, — рассуждали сами с собой книжники, — решимся, вопреки своему мнению, объявить, что Иоанн был пророк, то Иисус скажет нам, почему вы не приняли его крещения, зачем не поверили его свидетельству обо Мне. Если же откровенно сказать, что в Иоанне, по нашему мнению, не было ничего необыкновенного, а в его крещении божественного, то народ в гневе может побить нас камнями в отмщение за святого мужа, каковым признавал Иоанна (Лк. 20, 6).

Сообразив это, книжники, вопреки своей привычке представляться народу всеведущими, почли за лучшее промолчать. «Не знаем, — отвечали они, — откуда Иоанново крещение (поелику-де синедрион еще не решил сего вопроса)».

Иисус Христос сказал им: «Ни Аз вам глаголю, коею властию сие творю ».

В самом деле, указанием на служение Иоанново все было сказано, что нужно для синедриона, который искал не истину, а только средство погубить Иисуса. С другой стороны, книжники уклонением от суда об Иоанне сами засвидетельствовали перед всем народом, что они неспособны быть судьями пророков, а тем менее судить о достоинстве Мессии; поэтому и не стоят прямого ответа. Народ, без сомнения, тотчас понял, что синедрион хочет поступить так же с Иисусом, как поступил прежде с Иоанном, то есть неискренно, злонамеренно и бессовестно, иначе посланные от него не сказали бы: не знаем, откуда крещение Иоанново, — давно решив между собой, что в нем ничего нет божественного.

Чтобы сорвать с лицемеров саму личину, которой они прикрывались, и показать, что не страх или что-либо подобное заставляет Его не отвечать на вопрос синедриона, а единственно уверенность в бесполезности ответа, Господь обратился к посланным с новым вопросом, на который им нельзя уже было не отвечать, хотя ответ клонился к совершенному их посрамлению, и по обыкновению Своему, заключил Свой вопрос в притчу.

«Может быть, — сказал Он, воззрев на книжников, — вам легче будет высказать мнение вот об этом деле. У одного человека было два сына. Однажды он подошел к первому и сказал: сын, пойди работай сегодня в винограднике моем. Но сын был столь груб, что решительно отвечал: не хочу! Но после одумался и пошел. Отец обратился к другому сыну и сказал ему то же, что первому. Этот со всем уважением отвечал, что он немедленно пойдет в виноградник; однако же не пошел. Который из двух, — присовокупил Господь, посмотрев на книжников, — исполнил волю отца?»

«Разумеется, первый», — гордо отвечали книжники, не видя еще, куда клонится притча, и решительным ответом желая показать, что они ни в каком случае не относят ее к себе.