Последние поэты империи

Боже, Советскую власть нам верни!

Властью тиранов, Тобою венчанных,

Русь возвеличилась в подвигах бранных,

Стала могучею в мирных делах —

Нашим на славу, врагам же на страх.

Боже, помилуй нас в горькие дни,

Боже, Советский Союз нам верни!

Русское имя покрылось позором,

Царство растерзано темным раздором.

Кровью залита вся наша страна.

Боже, наш грех в том и наша вина.

Каемся мы в эти горькие дни.

Боже, державу былую верни!

Молим, избавь нас от искушенья

И укажи нам пути избавленья.

Стонет измученный грешный народ,

Гибнет под гнетом стыда и невзгод.

Боже, лукавого власть изжени,

Боже, империю нам сохрани!

(«Молитва», 1993)

Такое не напишешь по заказу. И я не понимаю поэта Юрия Кублановского, который, не принимая пафос этого стихотворения, отказал Примерову в поэтическом таланте. Вот пример дурного политиканства. Я мог бы еще понять сожаление о том, что поэт-де ошибается, тратя талант на чуждую ему идеологию. Но исключить Примерова из спи­сков поэтов за политические взгляды? Или это поэтичес­кая ревность?

Недруги стали говорить, что Примеров круто изменил­ся в худшую сторону. Этим оправдывают себя отошедшие от него, от его послеперестроечных взглядов иные бывшие господа-товарищи.

Врете, господа! Сколько я помню, Борис Примеров всегда был ярчайшим, яростнейшим государственником, державником, сторонником Великой Российской импе­рии, как бы она ни называлась. Вот почему он всегда высо­ко чтил Петра Великого, Александра Третьего, Иосифа Сталина, «тиранов, Тобою венчанных». И его защита Со­ветской власти, его защита Дома Советов в октябре 1993 го­да была защитой Великой Державы.

Не понимать этого — значит, не понимать ничего в его поэзии. И у своих любимых поэтов — Сергея Есени­на, Павла Васильева, Александра Блока, Велимира Хлеб­никова — он ценил прежде всего русское державное на­чало.

Борис Примеров был поэтом «Дня». Не только пото­му, что он у нас часто печатался. Он не мог хотя бы раз в три дня не зайти к нам в редакцию и не порадоваться но­вым номерам газеты. Он не замечал у нас недостатков, идеализировал нас, влюбленно внимал всему нашему миру оппозиции. Ему нужна была, как воздух, такая га­зета. Он был идеалистом, романтиком до конца жизни, и он нас идеализировал. Может быть, мы помогали ему жить?

Он был последним поэтом Империи! Все нынешнее — ельцинско-горбачевское — Примеров искренне не­навидел. И потому он сражался и готов был погибнуть на баррикадах в октябре 1993 года. Не погиб. Там погибли многие его друзья. Простые рабочие, инженеры, рядовые пенсионеры. Все те, без кого народ неполон, как говаривал еще один русский гений Андрей Платонов. И опять напра­шивается вопрос. Почему одни интеллигенты живут в на­роде, а другие изначально лишены этого понятия «мы» и живут только в мире «я»? Марина Цветаева как-то замети­ла: «Все бессмертные диалоги Достоевского я отдам за про­стодушный гимназический хрестоматийный диалог Пуга­чева с Гриневым — из "Капитанской дочки" Александра Пушкина. Ибо они — говорят как два человека, вне иерар­хий. Это и есть народная связь, народное единение, когда возможно общаться напрямую, в простодушии». Таким же был и Андрей Платонов. Как вспоминает его однополча­нин М. Зотов: «Он любил поговорить с солдатами, а не с ге­нералами. Симонов все-таки больше вращался среди гене­ралов и командующих. Его так и называли: "генеральский писатель"... А стихия Платонова была именно окопники. Среди них он был свой человек».

Эти сравнения я привел, чтобы лучше был понятен и характер Бориса Примерова. Он тоже был окопник. И в ок­тябре 1993 года был не с оппозиционной элитой, не в каби­нетах Дома Советов, а в палатках у Дома, у костров баррикад ников.

Сейчас интеллигенция любит гордо относить слова Платонова «без меня народ неполон» к себе, к своим эли­тарным тусовкам. Нет, не про вас эти слова, эстетствующие господа.

Это к Борису Примерову и таким, как он, относится на­прямую. В самом деле, без Бориса Примерова и его поэзии будет неполон русский народ.

Душа русского поэта не выдержала всего напора нынешних сатанистов. Прямо по-платоновски, по-чевенгуровски ему стало невмоготу жить с подонками, и он заве­щал всем нам: «Опомнись, народ, и свергни клику!». Он умирал, не беря в руки винтовку. Нет ее и у измученного народа. «Свергни» — это значит «отринь», «отмети», «прокляни всеми силами духа и совести».