Последние сто дней рейха

Гудериан также сел, и совещание продолжилось, словно ничего не случилось. Через несколько часов, которые показались Гудериану бесконечностью, оно наконец завершилось. Однако даже после его окончания фюрер Гудериана не отпустил.

— Пожалуйста, берегите себя, — по-отечески посоветовал Гитлер. — Через шесть недель ситуация станет критической и вы мне понадобитесь. Куда вы собираетесь поехать?

Кейтель предложил поехать на курорт в западную Германию, Бад Либенштейн, но Гудериан с сарказмом заметил, что американцы туда уже добрались.

— А как насчет курорта Бад Закс в Гарце? — снова добродушно предложил Кейтель.

Гудериан ответил, что выберет такое место для отдыха, которое не будет захвачено в ближайшие сорок восемь часов. Он поднял руку в приветственном салюте и в сопровождении Кейтеля пошел из канцелярии к своей машине. Кейтель сказал, что он обрадовался, когда Гудериан не стал отказываться от предложения Гитлера взять отпуск, и они распрощались.

Домой в Цоссен Гудериан добрался только к вечеру.

— Сегодня совещание шло ужасно долго, — заметила фрау Гудериан.

— Да, — ответил смертельно уставший генерал. — Зато это было последнее совещание. Меня освободили от занимаемой должности.

Они обнялись.

28 марта, когда Гитлер освободил Гудериана от обязанностей командующего, Дуайту Эйзенхауэру предстояло принять решение, которому суждено было стать одним из самых судьбоносных во всей второй мировой войне. Значительные военные успехи последних двух месяцев заставляли Верховного главнокомандующего пересмотреть планы последнего броска в сердце Германии. Кто мог знать еще полгода назад, что войска Жукова захватят плацдарм на реке Одер, в сорока воздушных милях от рейхсканцелярии, или что Хог захватит целым и невредимым мост через Рейн, или что Паттон так стремительно форсирует Рейн у Оппенгейма?

Эйзенхауэр полагал, что немцы смогут удерживать Берлин еще только несколько недель. Как можно дойти до Берлина первыми, если основные войска Симпсона находились более чем в 300 километрах по прямой от центра Берлина, а на пути к нему еще горы Гарц и река Эльба? Более того, если бы Эйзенхауэр выбрал направлением главного удара Берлин, как того ожидали командующие, это, по его убеждению, привело бы к "практическому сковыванию войск на остальной части фронта".

Таким образом, о наступлении на Берлин не могло быть и речи. Вместо этого союзникам предстояло окружить район Рура и нацелить главный удар на юго-запад, в направлении Мюнхена и Лейпцига. Войска на Лейпцигском направлении должны были встретиться с русскими частями как можно быстрее. А войскам, направляемым в южную Баварию и Австрию, была поставлена задача покончить с форпостом национал-социализма, т. н. Альпийской крепостью, где, по слухам, Гитлер готовился к последнему и решительному бою. Вместо того чтобы идти на Берлин, Монтгомери получил приказ повернуть на северо-запад и взять Любек, важный порт на Балтике, и отрезать немецкие войска, находившиеся в Дании и Норвегии.

Так Эйзенхауэр обосновывал свое решение не брать Берлин, но на это могли иметься и более личные мотивы. Эйзенхауэр знал, что некоторые американские генералы — в частности Брэдли, Паттон, Симпсон и Ходжес ~ считали, что их таланты и способности не использовались в полной мере после сражения в Арденнах. Новый план оправдывал переход инициативы к американцам. Удар по Лейпцигу и Мюнхену должен был нанести Брэдли; после окружения Рура потребовалось бы вернуть ему 9-ю армию Симпсона.

Вероятно, существовал еще один фактор, который заставил Эйзенхауэра одобрить именно такой план действий. Недавно Черчилль показал ему сообщение от Молотова касательно операции «Санрайз». О новом плане наступления можно было рассказать Сталину и таким образом сделать примирительный шаг и доказать, что американцам можно доверять, поскольку у них нет каких-либо скрытых целей.

Каковы бы ни были эти причины, Эйзенхауэр считал вопрос настолько серьезным, что 28 марта послал личное сообщение Сталину — даже не проконсультировавшись с Объединенным комитетом начальников штабов — через генерала Дина в Москве,[29] которого попросил передать сообщение Сталину и получить от него "полный ответ".

Эйзенхауэр писал Сталину о своем решении нанести главный удар южнее Берлина, оставив взятие столицы Германии русским:… Прежде чем окончательно принять решение, я считаю важным как можно точнее скоординировать свои планы с вашими касательно направлений наступления и времени. Не могли бы вы сообщить мне о ваших намерениях и насколько мои предложения согласуются с вашими планами.

Если мы планируем завершить скорейший разгром немецких армий, то я считаю чрезвычайно необходимым скоординировать наши действия и предпринять все возможное для совершенствования связи наших передовых сил. С этой целью я готов направить вам своих офицеров.