Шернер мог не опасаться. Гитлер приветствовал своего любимого командующего с привычным энтузиазмом и теплотой. Чего Шернер не ожидал, так это следующих слов Гитлера: "Вы должны организовать бастион сопротивления в Альпах". Горный район между Австрией и Германией следовало как можно быстрее укрепить и обеспечить самыми лучшими частями. Гитлер объяснил, что это планируется сделать не против Запада, а в качестве оплота против большевизма.
Шернер уехал из бункера для дальнейших совещаний с Геббельсом и доктором Нойманом. Министр пропаганды объяснил, что существует подобный "Северный проект", который осуществляется Деницем у канала кайзера Вильгельма (канал в Киле). Оба редута имеют огромное политическое значение и, подчеркнул Геббельс, самое главное — это поддерживать там строгую военную дисциплину. Зато в случае, если придется капитулировать на Западе, войска будут находиться под таким контролем, что Эйзенхауэр без всякого сомнения позволит немецкому генералитету продолжать ими командовать.
Когда народы Запада узнают, как узнал Геббельс, о скандальном соглашении в Ялте, по которому русским разрешается оккупировать большую часть Восточной Европы, то можно будет заставить Трумэна и Черчилля атаковать Россию. Лидерам союзников хорошо известно, что одни они не победят Красную Армию, поэтому они с благодарностью примут помощь немецких войск на северном и южном рубежах.
Красная Армия все сильнее зажимала Берлин в клещи. Безопасный коридор для отступления между войсками Жукова и Конева был шириной всего лишь в несколько километров. Особенно ожесточенные бои шли в пригороде, в районе аэропорта Темпельхоф, и посадить там самолет было просто самоубийством.
Вейдлинг провел целый день, занимаясь реорганизацией обороны вокруг города, и только к полуночи смог приехать в бункер, чтобы доложить об обстановке. Гитлер стоял, склонившись над картой, сосредоточенно вглядываясь в нее. Геббельс сидел напротив и казался большой нахохлившейся птицей. Вейдлинг прошел мимо всех, подошел к столу и указал свободный от советских войск участок на карте. Он сказал, что кольцо вокруг Берлина скоро сомкнется. У Гитлера дернулась голова, и он сердито нахмурился. Вейдлинг не обратил на это внимания и сказал, что, судя по карте, силы противников равны. Одна немецкая дивизия противостоит одной русской. "Но наша дивизия — одно только название, — с сарказмом добавил он, соотношение в живой силе составляет 1:10, а в огневой мощи и того хуже".
Гитлер отказался поверить такому утверждению. Падение Берлина, по его мнению, станет крахом Германии, и он лично собирается остаться в бункере, чтобы победить или умереть. Кроме фюрера высказался еще только Геббельс, повторив его слова. Собственно, эти двое всегда думали одинаково, и начни один из них говорить, другой мог бы закончить мысль.
Вейдлинг поразился, что никто больше не высказал противоположного мнения. Все, что говорил Гитлер, принималось без обсуждения. Ему хотелось закричать: "Мой фюрер, это безумие! Такой огромный город, как Берлин, нельзя защищать слабыми силами с небольшим запасом боеприпасов. Подумайте, мой фюрер, о горе и страданиях, которые испытают жители Берлина во время боев!". Но он так же, как и все, не проронил ни слова.
Фронт Хейнрици рассыпался на глазах, но он только что получил обнадеживающее сообщение: Бехлеру наконец удалось прорваться через кольцо русских вокруг Франкфурта, чтобы соединиться с основными силами 9-й армии, и Буссе получил возможность отступить на запад навстречу Венку.
Войска Мантейфеля также находились на грани окружения, которое могло произойти в результате соединения войск Жукова, наступавших с юга, и войск Рокоссовского, наступавших с севера и уже закрепившихся на другом берегу Одера, создав плацдарм на сорок километров в глубину и на семьдесят километров в ширину. Несмотря на такое положение, Гитлер настаивал на том, чтобы Мантейфель продолжал держать оборону.
— Вы в состоянии выполнить этот приказ? — спросил Хейнрици.
— Возможно, мы сможем продержаться до конца дня, а затем придется отступать, — последовал прямой ответ.
Хейнрици заметил, что это может означать подвижную оборону.
— Выбора у нас нет, — ответил Мантейфель. — Если мы останемся там, где находимся сейчас, то окажемся в окружении, так же как и 9-я армия.
Хейнрици согласился, что отвод войск в ближайшее время необходим, и выехал на юго-запад, чтобы встретиться со Штейнером, сообщившим по телефону, что ставка все еще требует от него наступления на Берлин.
Хейнрици застал Штейнера с Йодлем. У них шел жаркий спор. О таком наступлении не могло быть и речи, поскольку это означало бы лишь ненужные жертвы.
— Это особое задание, — настаивал Хейнрици. — Это возможность освободить фюрера. Такая возможность дается только один раз в жизни. Вы можете хотя бы попытаться!
Он добавил, что для такого наступления имеются тактические основания. Это хоть как-то прикроет фланг Мантейфеля. Несмотря на уговоры, Штейнер отказался даже пообещать что-либо определенное.