Последний адмирал Заграты

Окончательно осипший Майер вернулся с балкона в комнату и жадно выпил два стакана воды.

— Где Мойза?

— Где-то в городе, — ответил Ян. — Но он всё сделал: бронетяги больше не защищают королевских ублюдков.

— Машины ушли? — воодушевленно спросил Рене.

— Я приказал им остаться. Не хочу, чтобы толпа ворвалась во дворец.

— Ты молодец, Ян, — одобрил Майер.

— Я знаю.

— Так пойдемте и закончим наши дела! — предложил Мика. — Чего мы ждем?

— Синьор Зопчик, вы отдали распоряжения, о которых я просил? — поинтересовался Вебер.

— Да.

— Какие еще распоряжения? — удивился Мучик.

— Задерживать всех адигенов, которые появятся возле дворца, — с улыбкой ответил Ян. И добавил: — Особенно лысых.

Мика и Рене расхохотались, а вот Вебер остался невозмутим:

— Спасибо.

— Вы все-таки не хотите встречаться с бамбадао? — Зопчик внимательно посмотрел на бамбадира.

— Естественно, не хочу, — не стал скрывать Феликс. — И буду рад, если Помпилио убьют до того, как он окажется внутри.

— Я верю, что вы с ним справитесь, — проворковал Мучик. — У вас такое мощное оружие… — Он мечтательно посмотрел на пряжку веберовского ремня и добавил: — Наверное…

— Пойдемте же во дворец! — недовольно бросил Зопчик…

— Делегация Трудовой партии просит об аудиенции, ваше высочество, — доложил Синклер.

Омерзение. Вот что испытывал военный, произнося эту фразу. Омерзение и злость на себя, на свое бессилие, на свой позор.

— Это действительно так, полковник? — тихо спросил Генрих-младший.

— Что вы имеете в виду, ваше высочество?

— Они действительно просят?

Синклер покраснел и отвел взгляд.

— Щадя мои чувства, вы вводите меня в заблуждение, — продолжил двенадцатилетний принц. — А я должен понимать, как себя вести.

Военный не нашелся с ответом.

— Повторите, пожалуйста, ваше сообщение, полковник. Только повторите его по-настоящему, так, как оно должно было прозвучать.

Мальчишке было страшно, очень страшно, но он был наследным принцем, а потому не только власть впиталась в его плоть, но и гордость. Именно она заставляла страх отступать. Именно она требовала смотреть врагу в глаза, а не прятать голову в песок. Именно она делала голос двенадцатилетнего Генриха твердым.

— Бунтовщики требуют, чтобы вы и ваши братья немедленно явились в тронный зал, ваше высочество, — едва слышно произнес Синклер. И добавил: — Простите меня.

Он едва сдерживал слезы.

Принц помолчал, поглаживая подлокотник отцовского кресла, после чего спросил:

— Они могут требовать?

— Боюсь, что да, ваше высочество, — прошептал Синклер. — Они полностью контролируют столицу и… — Военный судорожно вздохнул. — Они взяли в заложники семьи наемников, ваше высочество, бронетяги нам не подчиняются.

Потеряна последняя серьезная сила, а вместе с ней — надежда на спасение. Бегство из дворца невозможно.

— Мы беззащитны?

— Дворец охраняют солдаты… Мы не продержимся, но бунтовщики не хотят идти на штурм.

— А чего они хотят?

— Они хотят власти, ваше высочество, — угрюмо ответил Синклер. — Они хотят править Загратой.

— А я им мешаю?

— Вы и ваши братья.

Долго, почти минуту двенадцатилетний принц смотрел на раздавленного полковника, после чего негромко осведомился:

— Они нас убьют?

— Да, ваше высочество, — выдавил из себя Синклер. — Скорее всего.

Генрих-младший кивнул с таким видом, словно услышал то, что ожидал, поднялся на ноги, медленно вышел из-за отцовского стола и остановился, заложив руки за спину.

— Мы еще можем…

— Оставьте, полковник. — Принц улыбнулся, и только святой Альстер знал, каких усилий ему это стоило. — Передайте лидерам Трудовой партии, что я готов дать им аудиенцию в тронном зале. Немедленно.

…На одном из фонарей улицы Плотников — как раз напротив входа в собственное заведение — висела вдова Смит, содержательница «Сладкой мельницы», самого роскошного публичного дома Заграты. В разгар вчерашних беспорядков кто-то кинул клич, что девки теперь должны работать бесплатно, потому как свобода, и «Мельницу» мгновенно заполонила толпа озабоченных мужиков. Вдова тонкости политического момента не поняла, попыталась сопротивляться, за что и была немедленно повешена, как живоглот и кровопийца. А девок отловили, приковали к кроватям и пустили в свободный доступ. Девкам не повезло.

Помпилио медленно прошел мимо мерно покачивающейся бандерши, аккуратно обогнул пляшущих на мостовой победителей и вышел на привокзальную площадь, ставшую еще одним центром веселья нового Альбурга. Украшавший ее фонтан не работал. Счастливые загратийцы выломали из его центра статую Альстера Шутника, бросили неподалеку и развели на ней костер.

— Да здравствует свобода, гражданин!

— Да здравствует Трудовая партия! — отозвался Помпилио, наблюдая, как швыряют в костер украденную из Клуба цеповодов мебель. Мягкие кресла, резные столики… Вот понесли портрет Оскара дер Шета, легендарного первопроходца, вот занялось огнем изображение Седрика Хансена, основателя Астрологического флота…

— Да здравствует свободная Заграта!