Капризный адиген взял на борт астролога из Тринадцатой экспедиции. Дождался, когда тот выйдет из психиатрической лечебницы, и взял на борт. Не дал подохнуть.
Для чего? Почему? Мерса не знал, что думать, не знал, как реагировать. Не знал, не понимал, однако один вопрос у него все-таки был. Очень личный вопрос, который можно было задать именно сейчас, когда Галилей отчего-то готов разговаривать.
Мерса подошел к астрологу и очень тихо спросил:
— Тебе не хватило Пустоты?
И услышал то, что ожидал:
— Я без нее не могу.
«В Начале были Добрые Праведники.
Они правили мирами Ожерелья сто лет, рассказывая людям, как жить в их новой, огромной Вселенной. Как быть хозяевами ее, а не завоевателями. Как превратить девять миров в один, общий для всех людей.
Потом Господь призвал Добрых Праведников, и они ушли, выбрав людям Царей. И Первые Цари правили следующие сто лет, утверждая заветы Его и Добрых Праведников. И тоже ушли, уступив место адигенам.
Так написано в Трех Правдах, в главной книге олгеменов, и так, по убеждению почти всех, было на самом деле. Адигены правили людьми с самой первой эпохи, всегда были во главе, всегда были вождями и всегда жили по собственным законам.
И главным их законом всегда была честь.
Я не собираюсь идеализировать адигенов, я прекрасно знаю, что среди них есть и настоящие стоики, и удивительные мерзавцы, но при этом вторые прекрасно знают, что преступают древние законы, и все вокруг знают. И если появится тот, кто скажет подлецу, что он — подлец, остальные его поддержат. Другое дело, что адигенов, отстаивающих древний закон, немного и с каждым днем, как мне кажется, становится все меньше — ведь быть прагматичным выгоднее, а длинный язык способен испортить жизнь даже знатному человеку. Быть прагматичным становится законом современности, и тем приятнее стало для меня открытие, что нынешний мой работодатель является „адигеном чести“.
Не стоит называть Помпилио странствующим рыцарем, поборником справедливости и защитником угнетенных. Он не такой. Он вообще не самый лучший в Герметиконе человек, но у него есть принципы. А в наши дни это большая редкость…»
Они приехали ровно в полдень, как попросил Помпилио. Они приехали в одной коляске, но друг с другом не разговаривали, словно были незнакомы. Они велели кучеру остановиться напротив ворот, однако коляску не покинули, остались сидеть, всем своим видом демонстрируя, что являются не участниками, а наблюдателями. Они были стары, а потому — осторожны. Они прекрасно понимали, что их время прошло, что нынешние битвы ведут молодые львы, и не хотели вмешиваться.
Но они все-таки приехали, два старейших адигена Заграты, и Помпилио поприветствовал их с церемонной вежливостью. Но не увидел даже кивка в ответ.
Потому что они не хотели приходить. Потому что они знали, свидетелями чего им предстоит стать.
— Я рад, что вы откликнулись, адиры.
Помпилио обратился к обоим старикам сразу, не совсем вежливо, конечно, однако эта уловка позволяла ему говорить «вы».
— Мы должны были увидеть то, что ты собрался сделать.
— Нет, адиры, вы должны были сами это сделать.
Он не обвинял, произнес фразу мягко, однако оба адигена одновременно поджали губы.
— Ты всегда был романтиком, Помпилио, — угрюмо произнес один из них.
— Я всегда чтил закон, адиры, это немного другое.