Последний атаман Ермака

У ворот в частоколе ободрительно кивнул молодым казакам, которые стояли в карауле и тревожно поглядывали через правую протоку на северный берег, словно орда степняков уже объявилась перед Кош-Яиком. Матвей почти пробежал по стругам, спрыгнул со сходни на песок, потом поднялся к Барбоше. Богдан внешне ничем не выказывал беспокойства, стоял с пищалью в руках и посматривал на восток, где над лесом по-прежнему поднимался столб черного дыма – караульные казаки жгли сырую траву и молодые ветки, чтобы дым был густой и хорошо виден из Кош-Яика.

– Я послал казаков к табуну и стаду, чтобы пригнали поближе к переправе, – сообщил Богдан Матвею, когда тот встал рядом с ним. – И казаков десятками разослал окрест – надо убедиться, что ногаи не обошли нас с севера и запада, грянут внезапно, так что и скотину не успеем угнать на остров.

– Разумно сделал, Богдан, – только и сказал Матвей на такие меры предосторожности старшего товарища. – Береженого и бог бережет. Скоро вестники от дозорцев будут. Узнаем, что за тревога в степи случилась.

Караульные казаки примчались наметом почти в ту же минуту, как над восточным лесом потух сигнальный костер – по-видимому, кто-то влез на вышку и раскидал горящие ветки. Старший в дозоре казак Барбоши соскочил с коня в пяти шагах от атаманов, смахнул с темно-русой головы черную баранью шапку, мазнул ею по вспотевшему загорелому лицу, густо заросшему бородой и длинными всклоченными усами, с хрипотой в пересохшем горле объявил:

– Орда всем скопом прет на нас, атаманы! Страх какая силища, допрежь этого столько ногаев мне не доводилось зреть воочию! – И на своих предводителей уставил неспокойный взгляд широко раскрытых серых глаз: каково впечатление произвели недобрые вести на Барбошу и Мещеряка?

У Матвея холодок прошел между лопатками. – прав казак, до этого дня им доводилось схватываться лишь с отдельными отрядами ногайцев, которые делали набеги на русские города и селения в правобережье Волги, теперь вся орда пришла. И ведет ее, вероятно, сам Урус в окружении отборной стражи.

– Налегке идут, альбо с кибитками? – внешне совершенно спокойно уточнил атаман Барбоша, лишь слегка на миг прикусив нижнюю губу, – Разглядели?

– С кибитками и с большим табуном. За войском, видно было по длинному пыльному облаку, гнали тысячные отары овец и стада коров, – с готовностью пояснил казак, успокаиваясь поведением атаманов, которые, видно было, и не собирались падать в обморок от сообщения о приходе всей ногайской орды. Богдан Барбоша снял шапку, нахмурил черные густые брови и будто в раздумье – поможет ли? – перекрестился.

Обратился к стоявшему неподалеку есаулу Никите Усу:

– Повели, Никита, табуны да скот сгонять к переправе на остров. Не наскоком идет Урус, а будет брать нас в крепкую и долгую осаду.

Коренастый крепыш с бритой головой и с богатыми, ниже подбородка, рыжими усами озорно подмигнул казакам и, будто радуясь предстоящей крепкой драке, лихо метнулся в седло и погнал бурнастого[27] жеребца прочь от городка оповестить табунщиков и овчара о том, чтобы поспешили на остров укрыться от близких передовых ногайских отрядов.

– Неужто Урус порешил самолично с нами поручкаться да писать мировую, как нам, двум медведям, в одной берлоге зиму зимовать, да каждому свою жирную лапу сосать! Ну что ж! В поле две воли, поглядим, чей верх будет, кому придется салом пятки смазывать! – Богдан улыбнулся Матвею, добавил, скорее всего для окружающих казаков в их успокоение: – Думаю, атаман, тутошние ногаи не страшнее и не хитрее кучумовских татар будут? Сдюжим, не задрожим коленками?

Матвей приятно удивился непоказной отваге атамана Барбоши, порадовался, что в предстоящем тяжком испытании рядом будет отважный казацкий предводитель. Глубоко вздохнув, уверенно ответил:

– Гоняли мы ногаев вместе с татарами по Сибири, погоним и по яицким степям! Харчами запаслись, сядем в осаду, а там поглядим, когда и по какому боку гвоздануть тяжелым ослопом хана Уруса, чтобы не только охнул, но и скрючился в три погибели, трясца его матери, чтоб весело спалось! Вона, пришли первые табуны к Яику.

Из-за леса, опушкой вдоль берега показался конский табун. Казаки согнали коней в воду, а потом вплавь перебрались с ними на остров, в раскрытые ворота вошли внутрь городка. Другой табун пригнали через четверть часа, почти одновременно со стадами коров и овец, которые на ходу до последней минуты норовили ухватить клок сочной, еще не высушенной летним солнцем травы.

– Да, чтобы не забыть! – неожиданно встрепенулся Барбоша, отыскал взглядом второго своего есаула, лет три дцати, лицо которого имело глубокий след сабельного удара на правой щеке от глаза и до нижней челюсти, рукой призвал подойти поближе.

– Нечай, метись скоро в городок, да прикажи казакам накрыть стога сена заготовленными щитами и пластами дерна. А которые ближе к открытым местам – разнести то сено по ямам и накрыть широкими плахами, а рядом наполнить водой все бочки.