Последний атаман Ермака

— Хорошо, Матвей. Мои казаки по трое будут на холме в дозоре стоять. Ежели что приметят — знак подадут. — Иван Камышник, прихрамывая на правую ногу, пошел к котлу, у которого сидели казаки двух его десятков. Матвей и Ортюха остались стоять у кромки берега, наблюдая, как на той стороне осторожно по дощатым мосткам на струги переходили сначала женщины с ребятишками, потом ватажники с большими котомками и узлами, издали похожие на вьючных низкорослых коней.

— Все не сумеют за один раз уместиться, — заметил Ортюха и не удержался, хлопнул себя ладонями по бокам: — Глядите, люди добрые, что за чудак там объявился?!

Из зарослей ивняка, пятясь с трудом, показался низкорослый мужик в сером однобортном долгополом кафтане без воротника и без опояски, за веревку тянул упрямую козу, что-то зло выговаривал рогатой скотине. Коза бороздила по земле копытами, не хотела идти к шумному стругу, и тогда мужик, не раздумывая, ухватил козу за ноги, запрокинул ее за спину рывком на плечи и, пошатываясь, широко расставляя ноги, под хохот ватажников, пошел к стругу. Не рискуя идти по шатким сходням, он вошел в воду и через борт передал козу кому-то из сидящих на веслах казаков.

Ортюха, потешаясь этой забавной проделкой мужика, засмеялся:

— Во-о, правду говорят — пусти грешника в рай по его мольбам, так он и всех своих кабацких сотрапезников захочет с собой привести, чтоб и в раю не скучно было! Только видим здесь не великого грешника, а мужика, который на себе в казаки козу тащит! Придется за ватажниками еще струги посылать, все не уместились.

И он оказался прав — казакам дважды пришлось ходить на другой берег, пока последний из мужиков не был перевезен. В стане сразу стало шумно, шестеро подростков семи-десяти лет оказались около Ортюхи, который из-за высокого роста принужден был то и дело сгибаться чуть ли не пополам, что-то смешное говорил ребятишкам, а те тянулись к его длинной сабле, к кинжалу в серебряных ножнах, просили проверить на веточке, остро ли лезвие.

— Вот и перевезли мы твою орду, Емельян, — улыбнулся Матвей, с довольным видом потирая руки. — Сколь душ в твоей ватаге?

Емельян успокоенным взором оглядывал просторную поляну, своих ватажников, которые присели к казацким кострам, где в котлах повторно стали варить мясную лапшу или уху с пшеном из свежей рыбы, прикинул про себя в уме, ответил неспешно:

— Мужиков, годных к ратной службе, сорок шесть душ, три старика, восемь баб и девок, да полтора десятка ребятишек, трое из которых вовсе на руках. Вот и весь мой народец, атаман.

— Еще одну душу забыл, — смеясь, поправил ватажника Ортюха и на удивленный его взгляд добавил: — Козу, которую старик вона к дереву привязывает, чтобы в лес не убежала волков нещадно драть!

Огромный Емельян Первой хохотнул, покачал головой и пояснил:

— Это дед Кондратий, о котором я уже однажды сказывал вам. Козу для грудных внучат держит. От самой Калуги на веревке тянет за собой, столь упористая рогатая тварь объявилась. Когда его баба Лукерья ведет ее за собой, бежит смирно рядышком, будто домашняя собачонка. А деда Кондратия невзлюбила всем своим нутром, норовит рогами поддать пониже спины и всеми четырьмя копытами словно в землю врастает, ежели ему бабкой велено ее тащить.

— Вот что, Тимоха, — обратился Матвей к есаулу, — собери все доски, что у нас на сходни припасены и для починки стругов на случай какой поломки. Надобно расширить оба челна, которые у Емельяна, и оба — у Сильвестра, будут малыми стругами. А еще два надобно срочно сделать. Выше по реке, видишь, добрый лес стоит. Выберите два-три подходящих дерева липы, валите, готовьте струговые колоды. Вам в подмогу Емельян даст десятка два крепких мужиков с топорами. Надобно управиться дня в три, не более. Колоды валите длиной шагов в двадцать, потолще, чтобы можно было разместить всех ватажников. Ну а с десяток-другой сядут на казацкие струги. Иди, Тимоха, время дорого, придется и затемно топорами работать.

Вопреки ожиданию атамана постройка стругов заняла вдвое больше времени — срубленные липы оказались толстыми, ветвистыми. На изготовление колод и вытесывание досок для сооружения боковых опалубок пришлось затратить много сил, зато через неделю из укромного места на волжскую стремнину вышло четырнадцать стругов. Казаки подняли паруса и при несильном, но устойчивом попутном ветре пошли вниз по Волге. Плыли днем, никого не опасаясь, к вечеру приставали к правому берегу, сносили артельные котлы, вместе с недавними ватажниками готовили ужин, причем Матвей повелел старцу Еремею выдавать и новым товарищам из общих запасов довольное количество лапши или крупы.

— Хоть за съестной да ратный припас поклон земной московским боярам, — приговаривал старец Еремей, отмеривая большой миской пшено для ухи со свежей рыбой. — Дадено довольно всего, так что можно и в Сибирь отправляться с новым походом!

В одну из ночевок уже у начала Жигулевских гор, когда казаки начали раскладывать упревшую овсяную кашу по мискам, караульный казак во тьме сгустившихся сумерек неожиданно подал резкий голос: