– Нет, атаман Матвей! Кабы только со свитой ехал ногайский князь, а то, похоже, со всей ордой!.. Тьма-тьмущая наползает! Будто грозовая туча на хлебное поле! Только молний пока что не приметно!
Матвей расставил ноги пошире, словно уже готовился к отражению вражеского приступа, перевел взгляд с перепуганного казака из числа недавно приставших к его отряду, сидящего на осокоре, в сторону степи – неспешно, легким ходом от дальнего леса, где стояло станом ногайское войско, широко, на всю степь, к Кош-Яику шла конница – колыхались хвостатые копья, легкая, взбитая конскими копытами пыль поднималась над задними рядами, постепенно становилась плотнее и плотнее, скрывая глубину подступающего войска.
– Кажись, началось, – негромко проговорил подошедший атаман Барбоша, сдвигая к горбатому переносью черные густые брови. – Ну так встретим князь-хана казацким гостинцем, коль не хотят с нами мирно жить! Травы в поле да рыбы в реке для нас пожалели! Каким словом аукнется, таким же и откликнется!
От есаулов прибежали посыльные с известием, что каждый из них занял свою позицию на валу городка, готов к отражению приступа.
– Добро! Матвей, ты оставайся здесь, а я пойду к Нечаю Шацкому на восточный конец – а ну как ногаи по Яику на лодках да плотах надумают учинить сплав и высадятся большим числом на остров?
– Иди, Богдан! И дай бог нам силы отбиться ныне! Иначе все сплывем без стругов по Яику в Хвалынское море! – И возвысил голос, чтобы казакам было хорошо слышно: – Разобрались, братцы, по двое! Лучшие стрелки из пищалей бьют по моей команде, напарники вторые пищали тем временем к стрельбе сноровисто готовят! Палить, повторяю, по моему слову, когда ногаи подступятся близко!
На помост поспешно поднялись и встали пообок Матвея Наум Коваль и Марфа – в левой руке она держала свой большой лук, а правой сразу же потянула стрелу из колчана за спиной.
– Не усидела, упрямая, – укорил жену Матвей, но увидел зло прищуренные карие глаза Марфы, легкий румянец от волнения на щеках, не решился прогнать ее с помоста. Марфа смотрела не на мужа, а на вражескую конницу, до которой было не более полуверсты. – Прошу, не подставляй себя под ногайские стрелы!
– Не за тем пришла сюда, Матвеюшка, не волнуйся за меня! – строго ответила Марфа. – Теперь каждая пара рук в деле сгодится!
Высокий ростом Наум Коваль заметно возвышался над частоколом, молча топтался рядом, приноравливаясь с пищалью к стрельбе. Поднял глаза к небу, осмотрел легкие белые кучевые облака.
– Ну и славно – дождя не будет, а то фитили намокнут, доброй стрельбы не получится! – и внимательно стал следить за ногайцами. – Глянь, Матвей, князь-хан делает знаки своим конникам остановиться! Что-то умыслил степной лис в железной броне! Нехорошо, князь, шутишь, людей баламутишь! Умирать, ясно дело, не лапти ковырять, ума много не надо! Подходи поближе, поручкаемся кулаками, поглядим, чья скула крепче!
Матвей и сам приметил, что ногайская конница замедлила бег и перешла на шаг, в сотне саженей от берега остановилась.
– Остерегаются пищального боя, не иначе, – буркнул старый промысловик, недовольно поджимая губы. – Тогда какого рожна в поле выезжали, коль сразу робость спину скрутила!
– Огненные стрелы готовят! – почти выкрикнула Марфа, первая разглядев, что ногаи начали поджигать пучки толченой конопли, намотанные на концы стрел. И почти в тот же миг от войска отделилось несколько сотен всадников с луками и горящими стрелами, во весь опор помчались к берегу, на скаку натягивая тетивы.
– Изготовились! – спокойно подал команду Матвей, понимая, какая угроза казацкому городку может случиться, если эта огненная туча упадет на Кош-Яик. – Бить по коням, чтобы ногаи не приблизились к берегу!
– Господи, спаси и помоги, – перекрестился Наум Коваль, от волнения рваные следы медвежьих когтей на левой щеке из розовых стали белыми. – Почнем бой с супостатами! – Он приложил ствол пищали на частокол между затесанными верхами бревен, прицелился и нажал на спуск фитильного замка. Вспыхнул затравочный порох на полке, громкий звук выстрела, и пищаль сильно толкнула промысловика в плечо. Его выстрел почти совпал с доброй сотней других выстрелов, слившихся в растянутый на несколько секунд залп. Матвей отставил в сторону разряженную пищаль, взял в руки вторую, бросил взгляд в сторону ногайцев: от берега к городку летели горящие стрелы, оставляя за собой еле заметный от скорости дымный след.
– Береги-ись! Прячь головы! – громко выкрикнул Матвей и тут над ним с непривычным шелестом вместо тонкого свиста пронеслась стрела, впилась в ствол осокоря, а другие втыкались либо в ветки, либо в бревна частокола или уносились к землянкам и срубовым строениям городка.